Длинные Цитаты про то что все будет хорошо

Если ни во что не веришь, если ни в чем не видишь смысла и не можешь утверждать никакую ценность, все дозволено и ничто не имеет значения. Нет доводов «за», нет доводов «против», убийцу невозможно ни осудить, ни оправдать. Что сжигать людей в газовых печах, что посвящать свою жизнь уходу за прокаженными — разницы никакой. Добродетель и злой умысел становятся делом случая или каприза. И вот приходишь к решению вообще не действовать, а это означает, что ты, во всяком случае, миришься с убийством, которое совершено другим. Тебе же остается разве что сокрушаться о несовершенстве человеческой природы. А почему бы еще не подменить действие трагическим дилетантизмом? В таком случае человеческая жизнь оказывается ставкой в игре. Можно, наконец, замыслить действие не совсем бесцельное. И тогда, за неимением высшей ценности, направляющей действие, оно будет ориентировано на непосредственный результат.

– С чего вы взяли, юноша, что государство – это справедливость и чистота? – благодушно усмехнулся Пожарский. – Хороша справедливость. Наши с вами предки, разбойники, награбили богатств, отняв их у собственных соплеменников, и передали по наследству нам, чтобы мы могли красиво одеваться и слушать Шуберта. В моем случае, правда, никакого наследства не было, но это частность. Прудона читали? Собственность – это кража. И мы с вами стражники, приставленные охранять краденое. Так что не морочьте себе голову иллюзиями. Лучше поймите вот что, если уж не можете без морального обоснования. Наше государство несправедливо и нечисто. Но лучше такое, чем бунт, кровь и хаос. Медленно, неохотно общество становится чуть-чуть чище, чуть-чуть презентабельней. На это уходят века. А революция отшвырнет его назад, к Ивану Грозному. Справедливости все равно не будет, только появятся новые разбойники, и опять у них будет всё, а у остальных ничего. Про стражников я еще слишком поэтично выразился.

– Я люблю этот город. Эти огни. Эти окна. Мне нравится, что за каждым из них своя история. Кто-то ест ужин со своим парнем, кто-то играет в настольные игры с детьми. Для меня каждый человек в этом городе – свет, и всякий раз, когда я помогала кому-то из них, частица этого света становилась частью меня. В роли Супергёрл я счастлива как никогда. Понимаю, случившееся не совсем моя вина... Мой разум помутился. Но нечто, сидевшее внутри меня, вырвалось. То, как я обошлась с Вами, было ужасно. И я не должна была, мисс Грант... – Брось. Я совершала прыжки с Килиманджаро, думаешь, меня таким напугаешь? Ладно, ты и правда очень напугала меня. – Я знаю. Я напугала весь город. Теперь я боюсь, что никогда не верну их доверие. – Ну, если ты пришла, чтобы услышать от меня, что всё будет хорошо, – прости, но всё исправить будет нелегко. – Знаю. – Но я сказала, что будет нелегко – это не значит, что это невозможно. Я считаю, что возможно всё, пока у тебя есть силы встать и вернуться в бой.

Я устал от политики, которую можно назвать привычной всем фразой «главное от души». Это фраза паразит, фраза убийца. Нет, я не оспариваю того, что в своё творение необходимо вкладывать и душу, и сердце, и чувства, иначе оно будет плоским и одномерным, но это не единственное, что должно в нём быть. Нет хорошо и плохо написанного, нет графомании, но нет и литературы. Главное, чтобы от души. По сути это форма слепоты и эгоизма, «от души» это то, что вписывается в твою идеологию. Если завтра я от души напишу, как я радостно ворую золото народа, это уже будет не от души, это будет поперёк тому маленькому слабому мирку, в котором живет зритель. Но ограничиваясь разделением на то, что мне нравится, и то, что мне не нравится, мы сами убиваем литературу. Мы, жалующиеся на то, что книги теряют ценность, печатное дело умирает, а молодежь предпочитает компьютерные игры. Но всё происходящее — не больше, чем продолжение нас самих.

 Тарасович давно интересовался: — Есть у тебя какие-нибудь политические идеалы? — Не думаю. — А какое-нибудь самое захудалое мировоззрение? — Мировоззрения нет. — Что же у тебя есть? — Миросозерцание. — Разве это не одно и то же? — Нет. Разница примерно такая же, как между штатным сотрудником и внештатным. — По-моему, ты чересчур умничаешь. — Стараюсь. — И все-таки, как насчет идеалов? Ты же служишь на политической радиостанции. Идеалы бы тебе не помешали. — Это необходимо? — Для штатных работников — необходимо. Для внештатных — желательно. — Ну, хорошо, — говорю, — тогда слушай. Я думаю, через пятьдесят лет мир будет единым. Хорошим или плохим — это уже другой вопрос. Но мир будет единым. С общим хозяйством. Без всяких политических границ. Все империи рухнут, образовав единую экономическую систему… — Знаешь что, — сказал редактор, — лучше уж держи такие идеалы при себе. Какие-то они чересчур прогрессивные. 

В руках Ника материализовался большой букет из нераспустившихся белых роз. — Возьми, — Ник осторожно отделил от букета одну розу. Цветок тут же распустился, наполняя комнату восхитительным ароматом. — Это доверие. — Он точно так же передал второй цветок. — Это восхищение. — Третий. — Это понимание. Уважение. Искренность. Дружба. Тепло. Взаимовыручка. Прощение. Нежность. Страсть. Уверенность. Любовь. Глупость. Злость. Мстительность. Эгоизм. Недоверие. Надменность. — С каждым словом Ник вручал Орланде по розе, пока в руках у женщины не оказался весь букет. — Теперь понятно?— Нет. Такого ответа Ник и ожидал.— Все просто, Орланда. Это то, что мы вручаем другому человеку, когда любим. Понимаешь? Мы вручаем все, что у нас есть, все хорошее и плохое, светлые и темные стороны своей души в руки другого человека. А он может либо принять, либо оттолкнуть этот дар. Или принять, но ничего не дать взамен. Тогда нам будет очень больно.

Я вовсе не хочу сказать, что дети на войне, если им приходится умирать, умирают хуже мужчин. К их вечной славе и нашему вечному стыду, они умирают именно как мужчины, тем самым оправдывая мужественное ликование патриотических празднеств. Но всё равно все они — убитые дети. И я предлагаю вам: если уж мы хотим проявить искреннее уважение к памяти ста погибших детей Сан-Лоренцо, то будет лучше всего, если мы проявим презрение к тому, что их убило, иначе говоря — к глупости и злобности рода человеческого. Может быть, вспоминая о войнах, мы должны были бы снять с себя одежду и выкраситься в синий цвет, встать на четвереньки и хрюкать, как свиньи. Несомненно, это больше соответствовало бы случаю, чем пышные речи, и реяние знамен, и пальба хорошо смазанных пушек. Я не хотел бы показаться неблагодарным — ведь нам сейчас покажут отличный военный парад, а это и в самом деле будет увлекательное зрелище.

Почитай каждый встающий день. Не думай о том, что будет через год, через десять лет. Думай о сегодняшнем дне. Брось все свои теории. Видишь ли, все теории — даже теории добра — все одинаково скверные и глупые, потому что причиняют зло. Не насилуй живую жизнь. Живи сегодняшним днем. Почитай каждый новый день. Люби его, уважай, не губи его зря, а главное, не мешай ему расцвести. Люби его, если даже он сер и печален, как нынче. Не тревожься. Взгляни-ка. Сейчас зима. Все спит. Но добрая земля проснется. А значит, будь, как эта земля, добрым и терпеливым. Верь. Жди. Если ты сам добр, все пойдет хорошо. Если же ты не добр, если слаб, если тебе не повезло, ничего не поделаешь, все равно будь счастлив. Значит, большего сделать ты не можешь. Так зачем желать большего? Зачем убиваться, что не можешь большего? Надо делать то, что можешь... Als ich kann...

Пять минут Я понял: мне осталось пять минут, и ты… меня пристрелишь в этой роще. Глаза как будто вспыхнут и уснут. Так, кажется, обоим будет проще. А медлить, мой хороший, ни к чему; я знаю, ты стреляешь очень метко. Ты выстрелишь, а я и не пойму, что рядом это щёлкнула… не ветка. Я лапой не от трусости трясу - мне холодно на привязи немного. А помнишь, как ходили на лису, как рыжая петляла хромоного? Потом я почему-то заболел и падал то и дело прямо нА пол. Ты пялился, ты белый был, как мел, и мятные лекарства в рюмку капал. Наутро ты повёз меня к врачу; прости, но я подслушал эту фразу. Я мучиться и мучить не хочу: чем крохи собирать - уж лучше сразу… Всё будет хорошо, а ты давай докуривай и не шурши листвою! Ты хочешь напоследок слышать лай? Как скажешь… заряжай… сейчас повою…

  — …Мы словно в легенде очутились, мистер Фродо, в одной из тех, что берет за душу. В ней столько страхов и опасностей, порой даже не хочется узнавать конец, потому что не верится, что все кончится хорошо. Как может все стать по-прежнему, когда все так плохо?! Но в конце все проходит.. даже самый непроглядный мрак рассеивается! Грядет новый день! И когда засветит Солнце, оно будет светить еще ярче! Такие великие легенды врезаются в сердце и запоминаются на всю жизнь, даже если ты слышал их ребенком и не понимаешь, почему они врезались.. Но мне кажется, мистер Фродо, я понимаю. Понял теперь.. Герои этих историй сто раз могли отступить, но не отступили! Они боролись! Потому что им было, на что опереться… — На что мы опираемся, Сэм? — На то, что в мире есть добро, мистер Фродо! И за него стоит бороться. 

Если вы посеете правильное зерно, оно вырастет в вашу судьбу, — нужно лишь подпитывать его. В свое время плод непременно созреет, но одних лишь надежд и ожиданий мало: хороший исход требует хорошей работы. Уверенность в себе, позволяющая делать все это, основана на дисциплине и обучении. По мере того как вы будете применять эти два качества к преодолению трудных испытаний, вы обретете личную силу, позволяющую переходить к следующим успехам. Иногда случаются периоды, когда вы не знаете, что делать, когда ваша голова подсказывает вам одну линию поведения, а «нутро» — совсем иную. Какой из них следовать? Следуйте за своим сердцем. Даже если результаты вам не понравятся, то что с того? Вам можно лишь помешать, но нельзя победить. Вас можно задержать в пути, но не сбить с него.

  — Шесть правил. Запоминай, я не знаю, что и как будет дальше. Я узнал их от отца. Первое — если ты что-то выбрал в надежде, что оно понравится другим, оно не понравится никому. Второе — почти все двери в мире закрыты, если ты хочешь куда-то зайти, звук на демке должен быть ярким. Стучи в дверь так же, как на барабанах. Третье — всё, что ты считаешь важным, не важно. Всё, что ты считаешь неважным, важно. Четвертое — не гадь там, где ешь. — Я и не собирался. — Это, конечно, метафора. Учти, мой отец был не очень успешен. Пятое — живи без оглядки. — Что это значит? — Что важен не результат, а то, что ты проживаешь, как хорошее, так и плохое. Ну вот как сейчас. И, наконец, шестое — моё любимое — не спи с тем, у кого больше проблем, чем у тебя.