Цитаты про дом

Муж приходит домой. Его встречает жена с плакатом: “Я с тобой не разговариваю!” Муж пожимает плечами и садится смотреть телевизор. Через пять минут перед телевизором появляется жена с плакатом: “А знаешь, почему?”

 Жил-был Человечек, Человечек — Огуречек. Домик был у Человечка, Странный дом у Огуречка, Человечка — Огуречка. Почтальон туда вошел. Носа вмиг лишился он… 

 — Каждый человек имеет право жить так, как он считает нужным! — Да, но в доме должна быть дисциплина, и ее можешь добиться только ты! Твои отец все держал под контролем, приучал всех к порядку, и это лишь укрепляло нашу семью. — Мама, дисциплина не означает, что мы должны довить друг на друга, не оставляя друг другу и капли свободы! — Что бы ни делал твой папа, он делал это к всеобщему благу, в этом выражалась его любовь! — Когда любовь переходит все границы, она начинает душить, мама! — Т. е. наша любовь душила тебя? — Ну, мама, к чему все эти воспитательные беседы? Приехала погостить, так и веди себя как гостья! — Я считала этот дом своим, а оказывается я здесь гостья?! 

Как-то чешский экскурсовод, показывая красоты Праги – он просто светился от гордости за эти красоты, — продемонстрировал нашей группе весьма своеобразный взгляд на историю 1938-45 гг. «Видите, какая она красивая, наша Злата Прага, — говорил он. – Вся сохранилась со Средневековья, все костелы, дворцы. Какие все-таки молодцы наши правители, что они не ввязались в эту мировую войну. Немцы без боев вошли, почти без боев ушли, все осталось в неприкосновенности». Мне показалось это рассуждением из серии: какой молодец мой папа, когда не стал ссориться со злым дядей, вломившемся в наш дом. Пусть этот бандит ограбил дом и подолгу насиловал мою маму… но ведь он руку ей не отрубил, не изувечил. Какой мудрый у меня папа: все живы и почти целы. Может, с точки зрения чешского мещанина в этом есть своя правда, но нам, восточным варварам, этого не понять.

Трубач ЗориПод многокрыльем древних сосен,Себя тем самым веселя,Бродили двое - ночь и осень,С листвой опавшею шаля.Они, бродившие без толка,Освобождённые от пут,В пределах дачного посёлкаВдвоём нашли себе приют.Над этим сонным поселеньемРаскрылись ночи паруса,И в каждом третьем из строенийПроисходили чудеса:В одном Шекспир, ломая спичкиИ их бросая на паркет,Под шум последней электрички,Восьмой дописывал сонет.В другом Рембо свои твореньяНа дне стакана находил.К нему подсело вдохновенье,И он "Анжуйское" с ним пил.А через дом - сосредоточен,Посредством выцветших чернил,Маэстро Моцарт звуки ночиНа нотный лист переводил.Но утра нового тесёмкаУже развязана, смотри.В пределах дачного посёлка,Опять трубит Трубач Зори.

У меня потрясающие родители. Всю жизнь прожили в одном месте, в одном доме. Говорят, большего им не нужно. У них друзья, с которыми они дружат всю жизнь, со школы. Они верные люди. А родительская верность сообщает ребенку уверенность, правда? Мое детство, и брата, и сестры было отмечено этой уверенностью в незыблемости нашей жизни, в том, что если что-то дурное и случится, то уж точно будет преодолено. Для отца наша стабильность всегда была приоритетом, причем не материальная ее сторона. Папа говорит, деньги не предмет первой необходимости, они, как огнетушитель в доме, нужны для безопасности. Предмет первой необходимости для него – доверие друг к другу. А мама всегда считала: главное, что она должна дать нам, – это саму себя, свое время. Она всегда сама укладывала нас и говорила с нами перед сном столько, сколько мы хотели. Я стараюсь смотреть на семью с их, папиной и маминой, позиций: семья должна стать для человека самым безопасным местом на свете, свободным от тревог.

 Смехом и лепетом не согрет,Сумрачен дом, где ребенка нет.Дом, где царит тишина, не дом, —Колокол с вырванным языком. 

 Выхожу из дома и тут же восклицаю: Сколько совершенства в этой пародии на Ад!  

Патриотизм – как любовь к ближнему – начинается с родного дома.

 Хочешь, я буду с тобой, Хочешь просто уйду, Хочешь забуду, Хочешь спалю твой дом, Хочешь, можешь прогнать меня, Хочешь, можешь прожить жизнь зря. 

 Тот, кто сказал, что время лечит все раны, солгал. И уж совершенно точно он не родил ребенка, который потом умер. Он никогда не натыкался на его игрушки, разбросанные по дому, как будто через минуту ребенок, весело смеясь, снова станет ими играть. Время помогает только научиться перенести удар, а потом жить с этими ранами. Но все равно каждое утро, стоит открыть глаза, ощущаешь потерю. От этого можно убегать, но невозможно убежать.