Цитаты про авторов

По мнению одного целителя, высказанного им в беседе с автором этой книги, «большинство людей умирает от отравления адреналином». В нашей терминологии это значит, что у большинства людей присутствует излишние беспокойство первого контура и территориальная воинственность второго контура. Люди в буквальном смысле сражаются за выживание, что, несмотря на утверждения Дарвина, не свойственно ни одному животному. Большинство животных большую часть времени просто играет, решает проблемы выживания, когда в этом возникает необходимость, и умирает, если они не решены; но только люди сражаются сознательно, поэтому Игра Жизни вызывает у них беспокойство и депрессию.

- Один психиатр в Шоу Донахью сказал, что песни о любви - жестокая ложь, питающая фантазии. Романтика в наши дни немыслима. - Но Кейти, кто-то же пишет эти песни, они основаны на опыте - Нет. Думаю, это просто фантазии авторов.

Жюль Верн — мой отец. Герберт Уэллс — мой многомудрый дядя. Эдгар Аллан По — мой кузен, у него перепончатые крылья, как у летучей мыши, он жил у нас на чердаке. Флэш Гордон и Бак Роджерс — мои друзья и братья. Теперь вы знакомы с моей родней. После всего этого уже совершенно очевидно, что Мэри Уолстонкрафт Шелли, автор «Франкенштейна», — моя мать. С такой родословной я мог стать только фантастом, автором самых непостижимых, умопомрачительных сказок, а кем же еще?

 Толстые книги потому толстые, что у автора не было времени выражаться короче. 

Познающий абсолютно невинен и совершенно лишен какого бы то ни было "благочестивого стыда" перед исследуемым предметом. Он в достаточной степени осведомлен и об отсутствии "греха", чтобы иметь возможность обо всем судить по собственному опыту и не страшиться этого. Ко всем вопросам он подходит одинаково деликатно и осторожно, в то же время с неугасимой уверенностью и по одной и той же схеме управляясь со своими методами. - В этом, если так можно сказать, - его "альтруизм". - Куда уж ему тут до мелочной слюнтявой похоти авторов журнальных статей!

Герои лучших французских драматических произведений, то есть тех, которые пользуются наибольшим успехом именно за необыкновенную реальность изображаемых в них житейских пакостей, всегда улучат под конец несколько свободных минут, чтоб подправить эти пакости громкими фразами, в которых объявляется святость и сладости добродетели. Адель может, в продолжение четырех актов, всячески осквернять супружеское ложе, но в пятом она непременно во всеуслышание заявит, что семейный очаг есть единственное убежище, в котором французскую женщину ожидает счастие. Спросите себя: что было бы с Аделью, если б авторам вздумалось продолжить свою пьесу еще на пять таких же актов, и вы можете безошибочно ответить на этот вопрос, что в продолжение следующих четырех актов Адель опять будет осквернять супружеское ложе, а в пятом опять обратится к публике с тем же заявлением.

Хорошая книга-это подарок, завещанный автором человеческому роду.

Вы думаете, этот автор мало чего достиг? Да ведь он снизил общий уровень.

Допустим, что боль — это не наибольшее горе, но все-таки это горе. — Неизвестный автор

Какова мать, такова дочь. — Неизвестный автор

Надо развивать ум, читая много, а не многих авторов. — Квинтилиан