Цитаты про имя

А ведь в мыслях он всегда жил иной, тайной жизнью. Он пытался поделиться ими, но не нашлось ни одной женщины, да, и ни одного мужчины, кто бы его понял. Пытался, да, но только озадачивал слушателей.

 — Если вас будут увлекать соблазны, мисс Эйр, вспомните о вашей совести. Муки совести способны отравить жизнь. — Говорят, сэр, раскаяние исцеляет. — От них раскаяние не исцеляет. Исцелить может только второе рождение. А уж если мне навсегда отказано в счастье, я имею право искать в жизни хоть каких-нибудь радостей, и я не упущу ни одной из них, чего бы мне это ни стоило. — Тогда вы будете падать все ниже, сэр. 

Часто памятники пытаются стать незаметными, слиться с обшарпанными стенами заводских корпусов, спрятаться в кустах, что, к слову, весьма характерно для ведомственных Ильичей. Им действительно есть чего опасаться, они давно в группе риска.

Ты уподобляешься рабу, который вместо того, чтобы во имя своего господина употребить в дело доверенный ему один талант, вернул его, не приумножив, а в оправдание сказал, что он ведь знает его, как человека жестокого, который жнет, где не сеял, и собирает, где не рассыпал.

Каждому хочется, чтобы беды обходили его стороной, но правда в том, что благодаря им люди сближаются.

Это не солдаты; это люди. Не искатели приключений, не воины, созданые для резни, не мясники, не скот. Это земледельцы, оторванные от своего дела. Они готовы. Они ждут сигнала убийства и смерти; но, вглядываясь в их лица между вертикальными полосками штыков, видишь, что это попросту люди. Каждый из них знает, что прежде чем встретить солдат, одетых по-другому, которых он должен будет убивать, ему придётся подставить грудь, живот, всё своё беззащитное тело под дула наведённых на него винтовок, под снаряды, гранаты и, главное, под планомерно действующий, стреляющий почти без промаха пулемёт, под все орудия, которые теперь затаились и грозно молчат. Эти люди не беззаботны, не равнодушны к своей жизни, как разбойники, не ослеплены гневом, как дикари. Вопреки пропаганде, которой их обрабатывают, они не возбуждены. Они выше слепых порывов. Они не опьянены ни физически, ни умственно. В полном сознании, в полном обладании силами и здоровьем они собрались здесь, чтобы лишний раз совершить безрассудный поступок, навязанный им безумием человеческого рода. Их раздумье, страх и прощание с жизнью чувствуются в этой неподвижности, в маске сверхчеловеческого спокойствия, скрывающей истинное выражение лиц. Это не те герои, которых себе представляешь; но люди, не видевшие их, никогда не смогут понять всю величину их жертвы.

Женщины, которых я любил, всегда упрекали меня в эгоизме. Это мой эгоизм привлекает, а потом — отталкивает их от меня. А знаете, что они принимают за эгоизм? Не в том дело, что я пишу картины по-своему, живу по-своему, говорю по-своему, — против этого они ничего не имеют. Это им нравится, даже возбуждает. Но они терпеть не могут, когда мне не нравится, что они сами не способны поступать по-своему.

— Сэр, если бы сыщики Скотланд-Ярда нашли в вашем сундуке труп, неужели вы бы сказали им: «В мире миллионы сундуков, и в одном из них непременно должен лежать труп»? Думаю, им все же хотелось бы знать, кто его туда спрятал.

... я делю людей на две категории: на тех, кто оценивает собственные успехи, сравнивая себя с какими-то образцами, и тех, кому совершенно всё равно, чего добились другие. Эти люди судят о себе исходя из того, насколько им удалось реализовать потенциал ситуации, в которой они оказались.

Оставьте им надежду. Надежда — великая утешительница в печали…

Время — деньги. Многие люди платят им свои долги.

 Лишь вхожим в высшее общество дано удовольствие им пренебрегать.