Цитаты про тихих людей

все важные фразы должны быть тихими,все фото с родными всегда нерезкие.самые странные люди всегда великие,а причины для счастья всегда невеские.самое честное слышишь на кухне ночью,ведь если о чувствах — не по телефону,а если уж плакать, так выть по-волчьи,чтоб тоскливым эхом на полрайона.любимые песни — все хриплым голосом,все стихи любимые — неизвестные.все наглые люди всегда ничтожества,а все близкие люди всегда не местные.все важные встречи всегда случайные.самые верные подданные — предатели,цирковые клоуны — все печальные,а упрямые скептики — все мечтатели.если дом уютный — не замок точно,а квартирка старенькая в Одессе.если с кем связаться — навеки, прочно.пусть сейчас не так всё, но ты надейся.да, сейчас иначе, но верь: мы сбудемся,если уж менять, так всю жизнь по-новому.то, что самое важное, не забудется,гениальные мысли всегда бредовые.кто ненужных вычеркнул, те свободные,нужно отпускать, с кем вы слишком разные.ведь, если настроение не новогоднее,значит точно не с теми пра

Безусловно, Джери Эспенсон тихо застрелится себе ночью, как поступают все смиренные люди. Но хоть кто-нибудь здесь просто обязан из-за этого разозлиться!

Осень похожа на изысканную болезнь: сначала ты любуешься сменой красок, хватаешь руками листопады, но уже начинаешь чувствовать какую-то нездешнюю печаль и проникаешься тихой нежностью к любимым и близким, словно бы завтра с последним упавшим на асфальт листом исчезнут и они. Но время идёт и поэтический флер спадает с осени, обнажая голые деревья, холод, пасмурную слякоть и первый мокрый снег, быстро превращающийся в грязь под ногами простуженных людей с угрюмыми лицами.

Дорожно-транспортное происшествиеШуточная пародия на стихи «Ну разреши мне» замечательного российского поэтаВладимира Мошонкина. «Сгустился вечер, едешь ты с работы,Глядишь в окно трамвайного стекла»Предлагаю, для спортивного интереса, посчитать число умышленных ошибок и указать в комментарии.Глазами век моргаешь без причины,«Глядишь в окно трамвайного стекла»,Как в магазин сверкающей витриныМашина бампера заехала с угла.Стекло царапин сделалось заметной.Раздался тихий телефон звонка.Всё происшествие о записи предметнойПисала журналистская рука.Прохожие толпой у магазинаБлокнот листочка рвут по адресам.У пьяного приезжего грузинаВино бутылки льётся по усам.По городу спешат автомобили.Дорога пыли в воздухе висит.Визиты целей люди вдруг забыли,Ведь дом стены опасно так косит.Но тут приехали спасатели бригады.Достали быстро ленточки клубка.На цирк арены шумной клоунадыСмотрели зрители толпы издалека.

И он расплакался, куда там – разрыдался, повергнув меня в тихий ужас, пусть я и жалел его всем сердцем. Страшно, знаете ли, наблюдать, как человек, всегда державший себя в руках, полностью теряет контроль над собой. Я постоял у двери, потом подошел к нему и обнял за плечи. Он схватился за меня обеими руками, как утопающий за брошенный спасательный круг, и, по-прежнему рыдая, уткнулся мне в живот. Потом, совладав с нервами, Мурс извинился. Он не решался встретиться со мной взглядом, стыдясь, что позволил себе распуститься до такой степени. Не любят люди, когда их видят в таком состоянии. Могут даже возненавидеть того, кто стал невольным свидетелем открытого проявления чувств.

 Я прожил много, и мне кажется, что нашел то, что нужно для счастья. Тихая, уединенная жизнь в нашей деревенской глуши, с возможностью делать добро людям, которым так легко делать добро, к которому они не привыкли; потом труд, — труд, который, кажется, что приносит пользу; потом отдых, природа, книга, музыка, любовь к близкому человеку, — вот мое счастье, выше которого я не мечтал. А тут, сверх всего этого, такой друг, как вы, семья, может быть, и все, что только может желать человек. 

ГитараДрожали руки,да по струнам били в такт,И плакал люд,внимая песням ни о чем,Зачем то слезы лил,надрывисто ручьем,Глотая боли им подаренной экстрактУдар по нервам мощной силой напролом,Пронесся с визгом в голове,и снова больТакая сильная,пугающая роль,У человека,да с гитарой под крыломНо разойдется весь народ к исходу дня,Все станет тихо и спокойно...как всегдаИ снова эта суета - друзья,родняНадрывный рёв уйдет в постылые года...И лишь гитара,да свобода навсегда...

— Ты должен познать одиночество пустыни, чтобы обрести радость встречи. Время — это песок, вода — жизнь. Потоки жизни скрыты под песком времени. Следуй их течению, и они выведут тебя к оазису. — Но как это сделать, если они так глубоко? — спросил юноша. Старик закрыл глаза и тихо произнес: — Не настолько глубоко, как ты думаешь. Большинство людей смотрят поверхностно, поэтому не видят их! Песок времени застилает им глаза...

Мы хотим, чтобы нас любили, мы хотим, чтобы нас ценили, мы хотим, чтобы нас признавали. За красоту, мудрость, доброту, романтичность, оригинальность, талантливость, щедрость, чувственность, сексуальность, логичность, любовь, нежность, честь, за все те ценности, которые мы любим находить в себе. Жизнь как гимн личности, смысл её, как самовыражение. И если кто-то отказывается увидеть в нас ту самую жемчужину, в которую мы свято верим, возникают мифы о непонимании. И в этом пути каждый достигает цели своим путём. Кто-то, из неспособных выявить в себе свои таланты, возможности и амбиции, отмахивается философией невмешательства, нежелания иметь что-то общее с людьми, выбирая тихую, спокойную, зачастую одинокую и несчастную жизнь, пока не находится тот единственный, кто разглядит всю глубину внутреннего мира, тем самым создав любовь на всю жизнь.

 Тихую пристань громче всех восхваляют люди, которые носятся в океане. 

 Но нигде, ни в каком, даже, казалось бы, самом тихом месте, в отдалении от отдаленных покосов, какой-нибудь отдаленной сибирской деревни, нигде невозможно почувствовать себя просто человеком в каком-то просто природно-географическом пространстве. Все время чувствуется страна, определенная страна, наша страна. И даже если не видеть ничего и никого, идти через поле, без дороги, не иметь при себе никакого средства связи, и вокруг не слышать людей… И нет домов, и даже ни один телеграфный столб, с табличкой на русском языке, или линия электропередачи не нарушает естественности пейзажа и нет в небе белой полоски от самолета, который намекал бы на век и время… Все равно, если ты идешь по этому полю, то это уже не Канада, и даже не Аляска… В том, как ты идешь, уже чувствуется и видна наша страна. 

— Принципиальность – твоя третья самая большая слабость. – А вторая? – спросила я с тихой яростью. Кто он такой? Это что, неудачная шутка? – Ты не умеешь доверять. Нет, не так. Ты доверяешь, но совсем не тем людям. – А первая? — Ты держишь жизнь на коротком поводке. – Это что еще такое? – Ты боишься всего, чего не можешь контролировать.