Длинные Цитаты про мед

Миф об СССР как о самой читающей стране в очень большой мере связан с тем, что СССР обладал специфически скособоченной, усеченной структурой потребления и досуга: огромное количество людей читали книжки не от хорошей жизни, а потому что чтению не было никакой альтернативы. Когда же в начале 2000-х мы, наконец, заметили серьезное снижение интереса к чтению, то, конечно, первое, что пришло всем в голову — это интернет: он, дескать, предлагает то же самое чтение, только бесплатно — вот все и отказываются от нормальной привычной книги. Но на самом деле причина была иной: конкурентом книги стало не бесплатное чтение в интернете, но поход в кафе с друзьями, социализация, качественное телевидение, кинематограф… То есть просто принципиально иные досуговые формы, которых Советский Союз не предлагал вовсе или предлагал, дополняя очень большим социальным прессингом. Как результат, чтение и перечитывание — важный элемент советской культуры — практически ушло из нашего обихода.

Жил однажды дровосек, пребывавший в очень бедственном положении. Он существовал на ничтожные денежные суммы, вырученные за дрова, которые он приносил в город на себе из ближайшего леса. Однажды саньясин, проходивший по дороге, увидел его за работой и посоветовал ему идти дальше в лес, сказав: – Иди вперед, иди вперед! Дровосек послушался совета, отправился в лес и шел вперед, пока не дошел до сандалового дерева. Он был очень обрадован этой находкой, срубил дерево и, захватив с собой столько кусков его, сколько мог унести, продал их на базаре за хорошую цену. Потом он начал удивляться, почему добрый саньясин не сказал ему о том, что в лесу есть сандаловое дерево, а просто посоветовал идти вперед. На следующий день, дойдя до срубленного дерева, он пошел дальше и нашел медные залежи. Он взял с собой столько меди, сколько мог унести и, продав ее на базаре, выручил еще больше денег. На следующий день он пошел еще дальше и нашел серебряные россыпи.

помолимся, Боже, с тобой за апрель - чтоб он поскорей настал; за теплую, смятую утром постель, и тех, кто всю ночь не спал… за бледных бродяг и отпетых пьянчуг, за брошенных кем-то жен. за жителей свалок, дворцов и лачуг, в которых огонь зажжен. давай, покрестясь, - за ворчливых старух, за грохот трамвайных путей; за сотни признаний, не сказанных вслух в звенящей, ночной темноте. за тех, кто зовет нас в поту и бреду, за тех, кто нас ждет у окна. за зиму, которая в этом году чертовски опять холодна… за ту, что бедна… за ту, что одна… за тех, кто сейчас выпивает до дна… за все корабли, у которых корма буравит морщинистый лед. за тех, чья судьба на ладони видна и тех, кто уже не живет… за прожитый год… за тех, кто не врет. кто поздно ложится и рано встает. за пчел, приносящих нам липовый мед по лету… под вечер… во двор… за наш разговор и красный кагор, который въедается в кровь.

ПЧЕЛА И МУХАОднажды пчела увидела около своего улья муху.— Зачем ты явилась сюда? — спросила она гневно. — Право, тебе ли, низкое животное, соваться к нам, воздушным королевам!-Ты права, — холодно ответила муха, — не следует и близко подходить к такому неистовому племени, как вы.— Нет никого мудрее нас, — сказала пчела. — Только у нас есть законы и хорошо устроенное государство; мы питаемся только благоухающими цветами; мы даем только сладостный мед, который может сравниться с нектаром. Уйди с глаз моих, мерзкая назойливая муха, ибо ты только и умеешь, что жужжать и искать пропитания в отбросах!— Мы живем, как можем, — ответила муха. — Бедность — не порок, а гнев — порок изрядный. Вы делаете нежный мед, но сердце ваше всегда сурово; в законах вы мудры, но безумны в поведении: ваш гнев, жалящий неприятеля, стоит вам жизни, и ваша безумная жестокость приносит вам же наибольшее зло. Гораздо лучше обладать достоинствами менее блестящими и более безопасными.

Коровье утроЗвенела высь на маковом востоке,Как щёки рдеют девушек в любвиИ отблеск юности далёкий,Рассветные будили соловьи.Дышал я глубже, но не мог напитьсяКакой то даже дикий от всего,А даль уже играет и струится,На покрасневшее село.Уж петушиным криком раздалась округа,Повеяло парящим молоком,Коровы окликая,друг за другомБредут ещё совсем легко.Им невдомёк моё то счастье,Были бы зелены луга-Ну что так с грустью, глупо улыбатьсяИ в землю упирать, бодливые рога?Идите вольно,много ли вам надо?Хозяйка старая задаст корма всегдаПусть в небе облаков пасётся стадо,Но вам дороги не найти туда.Эх,был б и я осенней тучкой,Гонимой синим ветром поутру,Но только кот, у ног так жалобно мяучит Наверно это всё ему не по нутру.Стекает утра мёд по сонным крышамИ зелень крыльев расправляют тополя,Но где ещё мелодию такую я услышу,Как не в деревне в утро сентября?

  — Ну, отправилась ты в Польшу… — подсказал я ей. — Да… с тем, маленьким полячком. Он был смешной и подлый. Когда ему нужна была женщина, он ластился ко мне котом и с его языка горячий мед тек, а когда он меня не хотел, то щелкал меня словами, как кнутом. Раз как-то шли мы по берегу реки, и вот он сказал мне гордое, обидное слово. О! О!.. Я рассердилась! Я закипела, как смола! Я взяла его на руки и, как ребенка, — он был маленький, — подняла вверх, сдавив ему бока так, что он посинел весь. И вот я размахнулась и бросила его с берега в реку. Он кричал. Смешно так кричал. Я смотрела на него сверху, а он барахтался там, в воде. Я ушла тогда. И больше не встречалась с ним. Я была счастлива на это: никогда не встречалась после с теми, которых когда-то любила. Это нехорошие встречи, все равно как бы с покойниками. 

С каждым пройденным годом, с каждым прожитым днем я всё чаще оглядываюсь назад. Словно что-то забыл я там, за спиной, словно что-то тянет назад. И каждая новая секунда почему-то тянется все дольше. Как-будто время (со временем?) замедляет ход, превращаясь в тягучую жидкость, липкую, сладкую, тошную, тяжёлую, от которой то кружится голова, то замирает сердце, то ли мёд, то ли кровь, то ли вязкое откровение сгущающихся над головой небес. И я смотрю в них... Мне скучно, друг мой. А время — течёт. Ползёт. Наползает на город ожиревшей от дождей тучей, стелется пылью по мостовым и тротуарам, облизывает дома духотой летнего вечера. Мне скучно, друг мой. Мне скучно смотреть в эти окна, мне скучно смотреть в эти глаза, мне скучно писать эти слова, мне скучно судорожно хватать ртом этот воздух. Мне скучно...

С каждым пройденным годом, с каждым прожитым днем я всё чаще оглядываюсь назад. Словно что-то забыл я там, за спиной, словно что-то тянет назад. И каждая новая секунда почему-то тянется все дольше. Как-будто время (со временем?) замедляет ход, превращаясь в тягучую жидкость, липкую, сладкую, тошную, тяжёлую, от которой то кружится голова, то замирает сердце, то ли мёд, то ли кровь, то ли вязкое откровение сгущающихся над головой небес. И я смотрю в них Мне скучно, друг мой. А время - течёт. Ползёт. Наползает на город ожиревшей от дождей тучей, стелется пылью по мостовым и тротуарам, облизывает дома духотой летнего вечера. Мне скучно, друг мой. Мне скучно смотреть в эти окна, мне скучно смотреть в эти глаза, мне скучно писать эти слова, мне скучно судорожно хватать ртом этот воздух. Мне скучно…

Неуправляемый мужчинаНеуправляемый мужчинаСтрашнее атомной войныИ в этом, может, вся причина,Что с ним не долго до беды.Он к нам приходит и уходит,Без толку мечется порой.Как волк бездомный лесом бродит,Ведь он ничей - ни твой, ни мой.Как наважденье, как ненастье,Как снег, как дождь, как гололед.Но иногда несет нам счастье,Которое порой не мед.А он приходит и уходит,Но мы его зачем-то ждем.Он шуры-муры где-то водит,Сдавая всем себя внаем.Неуправляемый мужчина,Ну где ж ты бродишь по весне?Меняешь снова ты личину,Болтаясь рыбкой на блесне.Он может все, но он не хочет,Любить ему - какая чушь.Все это у него как между прочим,Он скользкий, как на речке уж.Неуправляемый мужчина,Я жду тебя, какой ты есть.Я все ненужные причиныЗабуду, что б тебя с закуской съесть.

– Идеальных людей не бывает! У каждого есть хотя бы один недостаток. Кто-то толст, у кого-то лицо в прыщах, у кого-то ноги кривые, у кого-то фамилия звучит как у потомственного кретина или на зубах пластинка И разумеется, находятся люди, которые счастливы об этом напомнить, чтобы жизнь мёдом не казалась. Вы злитесь, втайне страдаете, пытаетесь отшутиться, выискиваете убийственные фразочки - Они почему-то не срабатывают! – Ты мудр, сын мой. Разумеется, они не срабатывают. А почему? Потому что тебе обидно и больно, а эти пиявки всегда чутко реагируют на чужую боль. Их не проведёшь. И пока тебе будет обидно, они станут упорно присасываться и не оставят в покое, пусть даже их собственная кривоногость втрое превышает твое базовое косоглазие.

 Шпаги надо топтать ногами, мой мальчик, как и все привилегии; привилегии только для того и созданы — это взятки: Не поможет богатство в день гнева. Ешь то же, что едят все, читай то же, что читают все, носи платье, какое носят все, так ты скорее приблизишься к истине; благородное происхождение обязывает, оно обязывает есть хлеб из опилок, если все остальные едят его, читать ура-патриотическое дерьмо в местных газетках, а не журналы для избранных… Простые люди могут спокойно есть мед и масло, их это не испортит, не засорит им ни желудка, ни мозгов, но ты, Роберт, не имеешь на это права, ты должен есть этот ужасный хлеб, только тогда правда ослепит тебя своим сиянием; если хочешь чувствовать себя свободным, носи дешевые костюмы. 

Ты будешь дурой, коли мне уступишь: Так восхищенья моего не купишь. Мы от неведомого ждем чудес, Отведавши — теряем интерес. Вблизи ты женщина, на расстоянье - Богиня, облачённая в сиянье. В моих мечтах ты ярче заблистала, Чем от природы женщине пристало, И коль мечта мне заменила явь - Её осуществленьем не бесславь! Ты так во мне сладка, что поощренья Не больше жажду я, чем мёд — варенья. Что красота? Природы ловкий трюк: Как дети на жонглера, ставши в круг, Так на неё глазеем мы часами, А после на себя дивимся сами. Любовь, как сокол, бьёт добычу влёт, А не отнимешь — вмиг её сожрёт: Надежды похватав, как воробьишек, Она с костями выблюет излишек. Любовь — пчела: сбирает свой запас, Кружит, жужжит, но жалит только раз.