Цитаты про кровь и смерть

Война без правил, без границ, В одном потоке жарком кровь и пот, Хохочет Смерть, сыграв на бис Каприз, где судьбы вместо нот.

Полосой через город прошла волна какого-то массового пятиминутного помешательства. Крайнее возбуждение охватило всех. И пунктом помешательства на этот раз было слово «война». – Война, война до победы! Смерть врагам! – кричали мужчины, размахивая палками и зонтами, кричали женщины, старики и дети в необычайном задоре и нестройно пели национальные гимны. Лица всех были страшны. Казалось, эти люди уже опьянены кровью и видят перед собой смертельного врага. – Смерть или победа! Война! Да здравствует война! Жажда действия, борьбы, крови была так сильна, что на улицах произошел ряд побоищ. Мужчины и дети дрались между собой. Женщины окружили полную даму, показавшуюся им иностранкой, и били ее зонтиками так, что от зонтиков остались одни изогнутые прутья. Их лица были бледны, глаза горели ненавистью, шляпы падали на землю, волосы распускались. А они продолжали избивать несчастную женщину с каким-то садизмом, почти сладострастным упоением жестокостью. Везде им чудились иностранные шпионы.

«Куда ты ведешь нас?.. не видно ни зги! - Сусанину с сердцем вскричали враги: - Мы вязнем и тонем в сугробинах снега; Нам, знать, не добраться с тобой до ночлега. Ты сбился, брат, верно, нарочно с пути; Но тем Михаила тебе не спасти! «Куда ты завел нас?» — лях старый вскричал. «Туда, куда нужно! — Сусанин сказал. - Убейте! замучьте! — моя здесь могила! Но знайте и рвитесь: я спас Михаила! Предателя, мнили, во мне вы нашли: Их нет и не будет на Русской земли! В ней каждый отчизну с младенчества любит И душу изменой свою не погубит». «Злодей! — закричали враги, закипев, - Умрешь под мечами!» — «Не страшен ваш гнев! Кто русский по сердцу, тот бодро, и смело, И радостно гибнет за правое дело! Ни казни, ни смерти и я не боюсь: Не дрогнув, умру за царя и за Русь!» «Умри же! — сарматы герою вскричали, И сабли над старцем, свистя, засверкали! - Погибни, предатель! Конец твой настал!» И твердый Сусанин весь в язвах упал!

Природа! Мать и сестра! Тоска и осуществление! Жизнь! Блеск полуночных солнц, сияние дневных звезд! Смерть! Ты, синева! О, глубина! Темный бархат на светлых одеждах! Ты, жизнь, – и есть смерть! Ты, смерть, – и есть жизнь! Все – природа! Я – это не я! Я – куст, дерево! Ветер и волна! Шторм и штиль! И во мне кровь миров! Эти звезды во мне! Часть меня! А я – в звездах! Часть звезд! Я – жизнь! Я – смерть! Я – космос! Я – ты! Лунный свет серебрился на ее волосах. Она замолчала. Казалось, сама ночь, сотканная из света и тьмы, шептала: «Я – это ты!»

 И я сам – вялый, расслабленный, непристойный, переваривающий съеденный обед и прокручивающий мрачные мысли, – я тоже был лишним. К счастью, я этого не чувствовал, скорее я понимал это умом, но мне было не по себе, потому что я боялся это почувствовать … Я смутно думал о том, что надо бы покончить счеты с жизнью, чтобы истребить хотя бы одно из этих никчемных существований. Но смерть моя тоже была бы лишней. Лишним был бы мой труп, моя кровь на камнях, среди этих растений, в глубине этого улыбчивого парка. 

 Современный человек – это тот, кто умирает не от смерти, а от страха смерти и не от самой боли, а от страха боли, где он падает в обморок иногда просто при виде крови. 

Это горькое слово война!Это горькое слово война!Равно смерти, ранениям, взрывам,Отступления, битвы, прорывы,Когда кровью исходит Страна!Треуголки конвертов родни,Как их ждут на переднем краю,В этом аде услышать: - Люблю!Что в жару окунуться в родник.А на фронте на миг перерыв,Слышен стук алюминиевых ложек,К котелке не осталось вновь крошек,Впереди Перекоп, потом Крым.Враг без боя не сдаст эти степи,Знать опять похоронки пойдут,Ну а дома солдат наших ждут,Погибать пред весною нелепо.Мы пройдем этот путь, победим,Нас дождутся родители, жены,Ничего, что войной обожженные,Мы любовь в своем сердце храним!

– Слушай-ка, эти собраньица всегда у вас так проходят? – Всегда? – Хардинг перестает напевать. Он больше не жует свои щеки, но по-прежнему смотрит куда-то вперед, над плечом Макмерфи. – Эти посиделки с групповой терапией всегда у вас так проходят? Побоище на птичьем дворе? Хардинг рывком повернул голову, и глаза его наткнулись на Макмерфи так, как будто он только сейчас заметил, что перед ним кто-то сидит. Он опять прикусывает щеки, лицо у него проваливается посередине, и можно подумать, что он улыбается. Он расправляет плечи, отваливается на спинку и принимает спокойный вид. – На птичьем дворе? Боюсь, что ваши причудливые сельские метафоры не доходят до меня, мой друг. Не имею ни малейшего представления, о чем вы говорите. – Ага, тогда я тебе объясню. – Макмерфи повышает голос; он не оглядывается на других острых, но говорит для них. – Стая замечает пятнышко крови у какой-нибудь курицы и начинает клевать и расклевывает до крови, до костей и перьев.

По-вашему, не важно, хороший или плохой человек, кто и что обо мне сказал Вы же на самом деле вели себя как идиот, когда и себя, и меня под пистолетами доволокли чуть ли не до порога смерти, но это, очевидно, не важно, тут все в порядке, об этом не стоит и говорить, а вот что я, взбешенный этим, обозвал вас идиотом, — это да, это, по-вашему, необходимо смыть только кровью. Когда-то я тоже был таким же самолюбцем и недотрогой — просто беда. Но что вы, пожилой человек, у которого уже седина пробивается в волосах, — все еще самолюбец и недотрога — это меня удивляет.

 По правде говоря, для меня никогда не существовало только лишь физическая потребность в крови, хотя, конечно, кровь и сама по себе способна удовлетворить все самые чувственные желания, какие только может испытывать любое существо. Все дело в таинстве самого момента — момента убийства и ощущения на губах вкуса крови, — в интимном биении двух сердец, когда ты чувствуешь, как слабеет твоя жертва и как одновременно сам ты словно вырастаешь и вбираешь в себя вспыхивающую в последний момент ярким и огромным, как сама жизнь, пламенем смерть. 

 Я знаю, что ты там. Я знаю, что мы здесь. Я кондор — хранитель душ. Я пожираю смерть на завтрак. Я живу в доме, залитом кровью, и я смиряюсь с этим. Это все, что может сделать человеком. В ту ночь я был готов к аресту, но не был готов к тому, что произойдет вместо него. 

До нее он не мог получать наслаждение иначе, чем опьяняясь зрелищем крови и смерти... Но в конце концов все разрушилось. Магия всегда рано или поздно рассеивается и реальность вступает в свои права...