Цитаты про другой город

 Европеец невольно теряет свой моральный облик, когда попадает из больших городов в проклятую болотистую дыру. Рано или поздно пристукнет всякого: одни пьянствуют, другие курят опиум, третьи звереют и свирепствуют — так или иначе, но дуреют все. 

— Все люди думают, что будут жить вечно, — тихо начал он. — Никто не допускает даже мысли, что когда-нибудь их век кончится. Что когда-нибудь на Земле не останется ни одного из их племени, как это случилось с Синиссипи. Твои соплеменники, Нест, тоже в этом уверены. Они будут жить всегда. Никому их не уничтожить, не стереть с лица земли. Просто ослеплены собственной неуязвимостью. А ведь уничтожение уже началось. Оно происходит постепенно, исподволь. Мало-помалу их вера в себя разрушается. Растущий цинизм отравляет жизнь. Маленькие акты доброты и милосердия считаются непрактичными, чуть ли не проявлениями слабости. Незначительные поступки приводят к серьезным преступлениям. Невежливость и неуважение к людям возводится в ранг добродетели. Люди стали нетерпимыми и осуждают друг друга. Культура забыта.[...] Если бездомные не могут найти убежища, их самих обвиняют в этом. Бедняков, не имеющих работы, называют бездельниками.

Не жалей о прошлом, будь что было, даже если дело было дрянь. Штора с чем-то вроде носорога. На окне какая-то герань. Вспоминаю, с вечера поддали, вынули гвоздики из петлиц, в городе Перми заночевали у филологических девиц. На комоде плюшевый мишутка. Стонет холодильник «Бирюса». Потому так скверно и так жутко, что банальней выдумать нельзя. Я хочу сказать тебе заранее, милый друг, однажды я умру на чужом продавленном диване, головой болея поутру. Если правда так оно и выйдет, кто-то тихо вскрикнет за стеной - это Аня Кузина увидит светлое сиянье надо мной.

 Питер — это вообще отдельное государство, живущее по своим законам. Питер — это как наркотик, которым хоть раз укололся — и уже не можешь слезть с иглы. Приезжаешь в другие города — и начинается ломка. 

Осень остается на весь октябрь, а в редкие годы — до ноября. Над головой изо дня в день видна ясная, строгая синева небес, по которой (всегда с запада на восток) плывут спокойные белые корабли облаков с серыми килями. Днем поднимается неуемный ветер, он подгоняет вас, когда вы шагаете по дороге и под ногами хрустят невообразимо пестрые холмики опавших листьев. От этого ветра возникает ноющая боль, но не в костях, а где-то гораздо глубже. Возможно, он затрагивает в человеческой душе что-то древнее, некую струнку памяти о кочевьях и переселениях, и та твердит: в путь — или погибнешь… в путь — или погибнешь… Ветер бьется в дерево и стекло непроницаемых стен вашего дома, передавая по стрехам свое бесплотное волнение, так что рано или поздно приходится оставить дела и выйти посмотреть.

В листовках немцы обещали версальцам «ограждение личности и собственности, общественных памятников и произведений искусства». На деле это выглядело так: солдаты вламывались в любой дом, жрали и пили что хотели и, всё разграбив, перемещались в другой. На версальцев была наложена контрибуция в 400 000 франков; город Короля-Солнца превратился в нечто среднее между казармой и борделем. Всех жителей Штибер принудил заполнить анкеты, от француженок требовал указать точный возраст. Женщины были поражены, что посторонний мужчина, пришелец из чужой страны, желает знать их лета, о которых не догадываются даже мужья и любовники...

— Выхожу я весенней ночью — ну, ты понимаешь, когда уже закончились холода. Иду гулять. С девушкой. Через час мы приходим в такое место, где нас не видно и не слышно. Поднимаемся на горку, садимся. Смотрим на звезды. Я держу ее за руку. Вдыхаю запах травы, молодой пшеницы и знаю, что нахожусь в самом сердце страны, в центре Штатов, вокруг нас — города и дороги, но все это далеко, и никто не знает, что мы сидим на траве и разглядываем ночь… Мне хочется просто держать ее за руку, веришь? Пойми, держаться за руки… это ни с чем не сравнить. Держаться за руки так, чтоб было не различить, есть в них движение или нет. Такую ночь не забудешь никогда: все остальное, что бывает по ночам, может выветриться из головы, а это пронесешь через всю жизнь. Когда просто держишься за руки — этим все сказано. Я уверен. Пройдет время, все другое повторится раз за разом, войдет в привычку — но самое начало никогда не забудешь.

Женщина может куда больше мужчины. Ей под силу подорвать оборону целого города… Они никогда не признают своего поражения, даже если громогласно объявят о нём. Чтобы пользоваться таким острым оружием, как женская хитрость, нужны толстые перчатки, но я не знаю другого оружия, которое бы разило столь метко…

Я мучительно ощущаю, что нам больше нечего сказать друг другу. Еще вчера мне хотелось забросать ее вопросами: где она побывала, что делала, с кем встречалась? Но меня это интересовало лишь постольку, поскольку Анни способна была отдаться этому всей душой. А теперь мне все равно; страны, города, которые Анни повидала, мужчины, которые за ней ухаживали и которых, может статься, она любила, – все это не захватывало ее, в глубине души она оставалась совершенно равнодушной: мимолетные солнечные блики на поверхности темного, холодного моря. Передо мной сидит Анни, мы не виделись четыре года, и нам больше нечего друг другу сказать.

— Тьма сгущается, друзья мои! И мы — единственная надежда Земли! Оглянитесь, собрание доблестных стражей разных лет... — Окей, значит так... Эм... Вы — сборище неудачников. Но раз других поубивали, то и вы сойдёте. — На Родину напали! Я был там и бился с бесчисленными врагами... — Так и пёрли, а я, знай, стрелял. Врать не буду — я был великолепен. — Не смотря на жертвы многих отважных стражей, мы всё потеряли. Башню, город, наш дом... — Короче, всё пропало. Мой шмот, ваш шмот... Важнее, конечно, мой шмот. — Сейчас мы знаем имя врага. Его зовут... — ... Гэри!.. Гил!.. Глен!.. Так ведь? Я забыл. Что-то на «Г». — ... Гаул. — А! Ну да, точно! Так и думал! — В тяжёлые времена вы обратились ко мне, но это не только моё сражение... — То есть, не вздумайте откосить, а то получите! — Настал миг восстановить справедливость, ибо это и есть долг всех стражей! — В лучшем случае — конец. Но кто знает? Может, и нет. — И я спрашиваю: кто пойдёт со мной? — Урааа!.. Вы серьёзно? — Мда...

Каждое лето ровно на один месяц в российсих городах все начинают знакомиться друг с другом, ходить в гости, дружить семьями, домами, районами, вспоминают о своих близких (мамах, бабушках, дедушках)... Но через месяц это всё заканчивается. Когда всем опять дают горячую воду.