Цитаты про рим

  — Где оно? — Я верну его, но мне нужно время. — Ты что, его в Рим по почте отправил? 

«Города похожи на часы, – думал Т., – только они не измеряют время, а вырабатывают. И каждый большой город производит свое особое время, которое знают лишь те, кто в нем живет. По утрам люди, как шестеренки, приходят в зацепление и тащат друг друга из своих норок, и каждая шестеренка крутится на своем месте до полного износа, свято веря, что движется таким образом к счастью. Никто не знает, кто заводит пружину. Но когда она ломается, город сразу превращается в руины, и поглазеть на них приезжают люди, живущие совсем по другим часам. Время Афин, время Рима – где оно? А Петербург еще тикает – шесть утра. Как пишет молодежь – «что ж, пора приниматься за дело, за старинное дело свое…»

 — Как мне наградить лучшего полководца Рима?— Отпустите меня домой. 

Марную день на пошуки незримої німої суті в сутінках понять. Шалене слово загнуздавши римою, влітаю в ніч. Слова мене п'янять. Я — алкоголік страченої суті, її Сізіф, алхімік і мурах. Мої слова, у чоботи не взуті, спливають кров'ю на її тернах. Вони горять і валяться, як вежі. А потім їх обмацують сліпці. І що ж, так наче й не було пожежі - і тільки жменька попелу в руці. День извожу на поиски незримой в потёмках понятийных темы гладь. Шальное слово обуздавши рифмой, влетаю в ночь. Слова меня пьянят. Я — алкоголик уж казнённой сути, её Сизиф, алхимик, муравей. Мои слова, в сапожки не обуты, кровят в терновнике её ветвей. Они как башни падают горящи, потом же их — ощупывать слепцам. И что же — словно не было пожарищ, а пепла горсть достанется рукам.

 Находясь в Риме, поступай как римлянин, если нет денег — отработаешь. 

 — Увидеть Венецию и умереть. Или это про Рим? — Я хочу в Венецию. — Сделай что-то, а потом умри. Хорошо, включаем Венецию в список. 

Интуиция — это опыт прошлых жизней. Все, что у нас есть, — оттуда. Например гордость, в которой меня часто обвиняют. Откуда она? Может, тысячи лет назад я была императрицей? В Риме? И поэтому теперь могу позволить себе так мало? Или так много... А страх? Внезапный, ни на чем не основанный страх? Когда просыпаешься ночью и долго смотришь на звезды? Может меня сожгли на костре в средневековой Испании? И эта мучительная жажда любви? Может быть, первую женщину звали не Евой?

 Чем был бы Рим без хорошего заговора?! 

Знаешь, что делали в Древнем Риме, когда гость злоупотреблял гостеприимством?! Знаешь?! Ему отрезали ху* и приколачивали к воротам!

Мы разговорились, и тут — уж не помню как — в нашей беседе всплыло имя Плотина. Для меня это было не более чем имя; диакон принялся клясть его на чем свет стоит. — Это лжефилософ прошлого века. Он был последователем Платона, или, скорее, считал себя таковым. Он всегда враждовал с церковью, хотя среди христиан встречаются глупцы, признающие за ним высокие достоинства. Жил Плотин в Риме и был любимцем императора Гордиана. Он написал шесть совершенно невразумительных книг, которые опубликовал его ученик Порфирий. — Порфирий? — Я до сих пор отчетливо помню, как впервые услыхал это имя из уст костлявого диакона, сидя в цветущем парке Макеллы, окутанном маревом знойного летнего дня. — А этот еще хуже Плотина! Родился в Тире, учился в Афинах. Называл себя философом, хотя на самом деле был просто безбожником. Он написал пятнадцать томов, полных нападок на нашу церковь! — И на чем они основаны? — Откуда мне знать? Я в его книги не заглядывал, не христианское это дело.

Люди начинают понимать, что тот человек, который погиб во время теракта, он такой же, как я. Он тоже не ожидал, он тоже думал, что с ним этого не может произойти. Это было у «Сплина», это было у Бродского. «Думают люди в Ленинграде и Риме, что смерть — это то, что бывает с другими». Так вот, такое настроение нам не нужно.

— Они выдали твою сестру за этот кусок разлагающейся плоти! — Этот кусок разлагающейся плоти — кузен Дожа, доверенное лицо самого Папы. Весь двор Рима обожает его. — Римский двор не собирается спать с ним.