Свежие Цитаты от автора Вера Полозкова про прости

 Я усталый робот, дырявый бак. Надо быть героем, а я слабак. У меня сел голос, повыбит мех, и я не хочу быть сильнее всех. Не боец, когтями не снабжена. Я простая баба, ничья жена 

 Гордые оба — знаю.Вместе — как на войне.Только — усмешка злая -Выбора просто нет: 

 Питер — это папа, а Москва — мама; они в разводе, и живешь ты, понятно, с мамой, властной, громогласной, поджарой теткой под сорок, карьеристкой, изрядной стервой; а к папе приезжаешь на выходные раз в год, и он тебя кормит пышками с чаем, огорошивает простой автомагистральной поэзией типа Проезд по набережным Обводного канала под Американскими мостами — закрыт и вообще какой-то уютнейший, скромнейший дядька, и тебе при встрече делается немедленно стыдно, что ты так редко его навещаешь. 

 Ты влюбленная до чертей, а он просто пьян. 

 Просто помни, что вот когда этот мир закончится – твое имя смешное тоже должно быть в титрах. 

 Питер, говорю я девушке Тане в салоне, это папа, а Москва — мама; они в разводе, и живешь ты, понятно, с мамой, властной, громогласной, поджарой теткой под сорок, карьеристкой, изрядной стервой; а к папе приезжаешь на выходные раз в год, и он тебя кормит пышками с чаем, огорошивает простой автомагистральной поэзией типа Проезд по набережным Обводного канала под Американскими мостами — закрыт и 

 Она отравляет ритмами изнутри.Сутулится, супит брови, когда грустит.Но если ты вдруг полюбишь ее – умри.Она тебе точно этого не простит. 

 Дело в том, что говорить Люблю при люблю — это огромная человеческая потребность и необходимость. Почти такая же, как есть и спать. И как Рената Литвинова говорила в незабвенном фильме Богиня. Как я полюбила: хочется сказать Я люблю тебя, но всё время некому. Это первое, что вообще с человеком происходит. Надо кого-нибудь полюбить. Не оказаться любимым, не почувствовать, что ты кому-то необходим, а самому обязательно и желательно по гроб. И каждый раз по гроб. В глубине души чувствовать при этом, что уже не любишь. Я думаю, любовь всегда одна, просто объекты меняются. Их время от времени нужно менять, что бы не приедались. 

 Чем в нас меньше простой надежды — тем больше пыла.Чем нелепее все — тем больше необходимо. 

 Прежде, чем заклеймить меня злой и слабой, -Вспомнив уже потом, по пути домой –Просто представь себе, каково быть бабой –В двадцать, с таким вот мозгом, хороший мой. 

Так, в зубах зажат, мучительно нёбо жжёт этот очень, очень простой сюжет: королевич лежит, ресницы его дрожат, злая ведьма сон его стережёт. Ярок снег его шеи, сахар его манжет. Черен её грозный бескровный рот, её вдовий глухой наряд. Когда он проснётся, его народ разорят, унизят и покорят, — он поднимет войско. И он умрёт. И, о да, его отблагодарят. Злая ведьма знает всё наперёд. Королевич спит сотый год подряд. Не ходи, хороший мой, на войну. Кто тебя укроет там, на войне. Из-под камня я тебя не верну, а под камень могу не пустить вполне. Почивай, мой свет, предавайся сну. Улыбайся мне.

Стихи всегда растут на расколе, тексты появляются из трещин. У Леонарда Коэна есть строчка, которую я очень люблю: «Трещина во всем. Но через эту трещину — свет. Поэтому мы и видим всё так хорошо». Когда ты испытываешь состояние влюбленности — всё, что тебе хорошо знакомо, вдруг приобретает режущую, скрежещущую новизну. Из этого состояния просто легче писать. Потому что раньше все было освещено лампочкой в 60 ватт, а теперь — в 200 ватт. И все стало ярким и контрастным.