Цитаты про новые города

Лорд Тайвин к Вольным Городам всегда относился с презрением: «Они сражаются монетой вместо мечей, — говаривал он. — Золото полезный металл, но войны выигрываются железом». — Дай врагу золота, и он вернётся за новой порцией — так говорил мой отец.

С каждым пройденным годом, с каждым прожитым днем я всё чаще оглядываюсь назад. Словно что-то забыл я там, за спиной, словно что-то тянет назад. И каждая новая секунда почему-то тянется все дольше. Как-будто время (со временем?) замедляет ход, превращаясь в тягучую жидкость, липкую, сладкую, тошную, тяжёлую, от которой то кружится голова, то замирает сердце, то ли мёд, то ли кровь, то ли вязкое откровение сгущающихся над головой небес. И я смотрю в них... Мне скучно, друг мой. А время — течёт. Ползёт. Наползает на город ожиревшей от дождей тучей, стелется пылью по мостовым и тротуарам, облизывает дома духотой летнего вечера. Мне скучно, друг мой. Мне скучно смотреть в эти окна, мне скучно смотреть в эти глаза, мне скучно писать эти слова, мне скучно судорожно хватать ртом этот воздух. Мне скучно...

Все мы уйдём: и ты, мой друг, и я, И смоет время наши города, И вновь вздохнет и повернёт планета, Цивилизации стряхнув, как будто цепи. Всё, что любили мы, уйдёт в песок, Утихнет эхо наших голосов, И только Сфинкс, по-прежнему безмолвный, Останется стеречь свои секреты. По-прежнему садиться будет солнце За острые вершины пирамид, По-прежнему на небе будут звёзды, И солнце блеск и славу сохранит, Таким же будет океан бездонным... Но в этом мире нас уже не будет. И в новый круг история умчится. Другие сказки сложат снова люди, Вновь зиму назовут зимой, а лето летом. Вновь будут воевать, любить, учиться, И снова вырастут повсюду города... А мы уйдем, неведомо куда.

Как-то в магазине Мальчик случайно толкнул одну старушку. – Извините, – сказал он. – Ах ты, негодник! – закричала старушка и замахнулась на него тростью. Мальчик так удивился, что даже не смог испугаться или обидеться. Ему казалось, что все старые люди – очень добрые и всегда готовы дружить. Как Бабушка с восьмого этажа или Старичок в потертом пальто. – Есть такие особы, – объяснила Ступенная Бабушка, – которые всегда чувствуют себя не на своем месте. Не в своем доме, или городе, или даже теле. В детстве они всегда хотят быть большими и серьезными, когда взрослеют – опять мечтают стать детьми. А в старости совершенно теряются. Потому что никогда не были собой. Видишь ли, быть старичком или старушкой – это так здорово! Можно вязать, сколько вздумается. Гулять очень медленно. Читать книжки на кресле, дремать и опять читать. И никто не говорит тебе о работе в срок, и ты не думаешь, как накопить на новую машину.

Когда ты надолго уезжаешь из дома, больше всего тебе не хватает своей кровати. Кому-то не хватает домашних тапочек или шума города за окном, а моей сестре не хватает ванны. Она говорит, что это самая нужная вещь в доме. Нигде не спится так хорошо, как дома, ведь на новом месте с тобой может всякое случиться. Дома в кровати можно тихонько смотреть телевизор, главное, чтобы мама не застукала, а то ей придется отругать тебя и понарошку сердиться. Некоторым на корабле не удалось заснуть в первую ночь, а когда не поспишь, даже рисовать не хочется, — все валится из рук.

Бедность, говорит Инки, теперь это новая разновидность богатства. Анонимность – новая разновидность известности.– Катиться вниз по общественной лестнице, – говорит Инки, – теперь это новая разновидность успеха.Люди из высшего общества, говорит Инки, вот кто истинные бездомные. У нас может быть дюжина собственных домов – в разных городах, – но постоянного места жительства у нас нет, потому что мы вечно мотаемся с места на место. Вся жизнь – сплошные реактивные перелеты.

— Представь, что в город приезжает новый автор комиксов. — Здорово, — отозвался Макс. — Точно, — продолжал я. — И он работает над новой книгой, а ты хочешь узнать, что это будет. Здорово? — Я же только что сказал, — ответил Макс. — Ты бы все время думал об этом и пытался угадать, что он делает, сравнивал бы свои догадки с догадками других, и тебе бы это нравилось. — Конечно. — Вот так и со мной, — сказал я. — Новый серийный убийца — это как автор комиксов, работающий над новой книгой прямо здесь, в городе, и я пытаюсь его вычислить.

Меняем реки, страны, города... Иные двери... Новые года... А никуда нам от себя не деться, а если деться - только в никуда.

  — Судя по нашей канонаде, у нас не будет много проблем когда мы пойдем через город. Сколько там жителей? — Я слышал 400 тысяч. (новые разрывы снарядов в городе) — Ну, теперь уже меньше… 

Казалось бы – сегодня пришло время воспользоваться случаем, приготовиться к прыжку, сделать что-то другое (я не говорю новое, потому что все новое лежит в зоне «сом», а именно другое). И ничего не происходит. Одни ходят со с понурыми лицами, другие – с этой вечной претензией на лице, какая бывает у вчерашних провинциалов, третьи просто забывают лица дома, выходя на улицу. Кругом потрясающая импотенция, глаза, состоящие из одних белков, и холодные руки. И только челюсти – «жвалкжвалк». Во всем городе. В каждой гребаной подворотне. В каждой сраной квартире. Весь город превратился в одного толстожопого телезрителя, приросшего к каменному дивану и сипящему вечным похмельем: «А сёня чё по ящику? »

Есть города, в которых не чувствуешь себя чужим, хотя впервые ступил на их площадь. И чем это объясняется, не знаю. На улице слышу грузинскую речь, из репродуктора доносится чуть грустная грузинская мелодия, в метро не сразу нахожу надписи на русском, но не чувствую себя отдельно, отстраненным, одиноким. Все вокруг особенное, новое, красивое, но принадлежит всем, кто видит и понимает эту красоту. Впрочем, странно, сейчас подумал, это ведь общая истина: и в искусстве, и в жизни все прекрасное принадлежит тому, кто способен видеть и чувствовать.

 Что царства, троны, столицы У времени в глазах? Расцвет их не больше длится, Чем жизнь цветка в полях. Но набухнут новые почки Взор новых людей ласкать, Но на старой усталой почве Встают города опять…