Цитаты про смерть и боль

 Интервью. — Вы побили рекорд по продажам книг, думаю, сумма продаж составила 12 миллионов за Дары Смерти, последнюю книгу. — Правда? — Но, к сожалению, ваш рекорд побили… — 50 оттенков серого. — Да, 50 оттенков серого. — Только представьте, сколько книг я могла бы продать, если бы Гарри подошел бы немного более творчески к использованию его волшебной палочки. 

Нет такой боли, нет такого страдания, телесного или душевного, которых не ослабило бы время и не исцелила бы смерть.

Лилипуты считают мошенничество более тяжким преступлением, чем воровство, и потому только в редких случаях оно не наказывается смертью. При известной осторожности, бдительности и небольшой дозе здравого смысла, рассуждают они, всегда можно уберечь свое имущество от вора. Но от ловкого мошенничества нет защиты.

Легче продать людям смерть, чем жизнь, так что страховые агенты могут оказаться не более честными, чем продавцы энциклопедий.

Как я Бога рожала(...от Сатановых...)Ты во мне ищешь силу,я в тебе вижу слабость,значит я не погибла -это просто усталостьОттого, что искала,да и ты весь простужен,О тебе я читала,Ты Набокова-Лужин.Это всё-таки странно,-ты со мной делишь ложе!И забавно, и славно,что ищем мы: одно и тоже.В час,когда я постилась,ты не чувствовал голод,а желал, чтоб явилась,кто согреет твой холод.Я устала, наверно,И отбилась от стаи,стала злою и скверной,помолчи, ты же знаешь!То, что ведают черти,(их растёт поголовье)Есть ли жизнь после смерти??Если соусом-кровью...Боль меня орошала,чуя грехопаденье,Как я Бога рожала,что бросал, к сожаленью.Любя, как отраженьелуж,- эпоху в двух мирах.Собрал мозаику мгновенийв разбитых зеркалах.Сильней не будет порчи,её низвергнется печаль, уйди по лабиринтам ночи,чтоб отыскать Грааль.

Я не боюсь смерти, но рано или поздно все мы уходим, оставив за собой боль и слезы.

 Почему некоторые серийные убийцы остаются непойманными? Можно предположить, что они просто решают остановиться, пока их еще не схватили. Однако это маловероятно. Ведь убийцы-маньяки привыкают к смерти, как алкоголики — к спиртному, и весьма сомнительно, чтобы кто-либо из них захотел отказаться от этой смертельной игры по собственной воле. Более вероятно, что серийного убийцу так или иначе вынуждают остановиться. Маньяк может оказаться за решеткой по другому обвинению или попасть в психиатрическую клинику. Либо (как любой другой смертный) он может внезапно покинуть этот мир (не исключено, что по собственной воле). 

Когда мы говорим, что страшимся смерти, то думаем прежде всего о боли, ее обычной предшественнице. М. Монтень

Незнакомец прав, я не умею играть как следует на рояле, ни на клавиатуре жизни, никогда, никогда не умел, я всегда слишком спешил, был нетерпелив, всегда что-нибудь мешало мне, всегда приходилось обрывать; но кто действительно умеет играть, а если даже он играет — что толку в этом? Разве великий мрак от этого станет менее черным и вопросы без ответа — менее безнадежными? Будет ли жгучая боль отчаяния от вечной недоступности ответов менее мучительной и поможет ли это когда-нибудь понять жизнь и овладеть ею, оседлать ее, как укрощенного коня, или она так и останется подобной гигантскому парусу среди шторма, который мчит нас, а когда мы хотим ухватится за него, сбрасывает в воду? Передо мною иногда словно открывается расселина, кажется, она идет до центра земли. Чем она заполнена? Тоской? Отчаянием? Или счастьем? Но каким? Усталостью? Смирением? Смертью? Для чего я живу? Да, для чего я живу?

— Не путай понятия Света и Тьмы с понятиями добра и зла, — сказал Анхайлиг хмуро. — Тьма — такая же неотъемлемая часть этого мира, как и свет, а Смерть — тем более.

Собственно, в такие моменты боишься уже не самой смерти — ну, что, смерть, выключили свет, и все, если в голову, ты даже и не поймешь, что умер. По — настоящему боишься боли. Все мы видели, что артиллерийский снаряд может сделать с человеческим телом. Боишься, что будешь валяться в собственной юшке с вырванной челюстью и хрипеть еще несколько часов, собирая кишки. И чувствовать, как внутрь тебя затекает холодный воздух. Вот так умирать — и вправду страшно.

На туалетном столике валялись пачки денег и свежеиспечённых паспортов, с которыми я мог бы уехать куда угодно. Но ехать было некуда: не было такого места на земле, где я не ощущал бы пустоты, оставленной теми, кого я потерял, пустоты безымянной, лишённой смысла и любви. Человек, спасающийся бегством, старается, преодолевая боль, вырвать из сердца своё прошлое, остатки своего бывшего «я», память о тех местах, где он вырос, о тех людях, кто любил его. Бегство позволяет ему выжить, теряя себя самого, но он всё равно проигрывает. Мы можем отвергнуть своё прошлое, но оно продолжает мучить нас, оно следует за нами как тень, которая назойливо, вплоть до самой смерти, шепчет нам правду о том, кто мы такие.