Цитаты про покой в душе

Коль можешь, не тужи о времени бегущем, Не отягчай души ни прошлым, ни грядущим. Сокровища свои потрать, пока ты жив, Ведь все равно в тот мир предстанешь неимущим.

Некоторые вещи оставляют след в душе, измеряемый не годами, а пролитой кровью и болью, необходимостью идти на сделки с совестью, чтобы достать плохих парней, пока однажды не заглянешь в зеркало и задумаешься, на какой же ты стороне после этого. Тогда наступает момент, когда полицейский значок больше не означает, что ты хороший парень, а лишь то, что ты один из своих. Я хотела быть хорошим парнем, иначе, что я тогда здесь делаю?

Завтра я буду другим. Завтра я стану новым. Возможно, влюбленным в этот маленький красивый мир. Я буду наивно требовать взаимности у рассвета за то, что нетерпеливо встречаю его, ловя первые лучи зеркалом глаз. Или сам стану этим тонким тревожащим душу рассветом для одного, самого настоящего, самого живого человека. А, может быть, я буду грустным. Больным светлой печалью пока ещё тёплой, ранней осени. И буду петь её желтеющие листья, дыша вызревшим звёздами небом. Или тоскуя за чашечкой чая возле открытого окна, ведущего на скучающую под пеленой мелкого дождя улицу. А может быть я буду весёлым. Смеясь над собой и легко, полушутя, измеряя судьбу улыбками на светлеющих от радости лицах. Или с долей сарказма и цинизма срезая налёт благочестия с людских пороков. В любом случае, потом я усну, чтобы проснуться на следующее утро и снова быть другим. Снова стать новым.

Простите класикиПростите, классики,Но вовсе не за тем,Что б потревожить ваш покой священныйЯ взялся за перо.Но все ж проститеДерзость юного,Посмевшего судитьО высшем из существ – Поэте!Мне не достигнуть никогдаНи вашей легкости стиха,Ни сочности звучанья,Ни гармонии прелестной.Лишь мо ж быть дерзостью своейМогу сравниться с вамиДа чувственной душой поэта!Простите, классики,Я не хочу бочкомВтесаться в ваши стройные ряды,Мне только хочется сказать:Душа поэта живет во многихИз живущих на ЗемлеИ пусть они немы,Но это ИХ поэзияЗвучит чрез ваши голоса,О, могущие говорить – Поэты!Ведь вы – всего лишь голос человечества.Простите, классики!

Самоубийцей называется тот, кто, под влиянием психической боли или угнетаемой невыносимым страданием, пускает себе пулю в лоб; для тех же, кто даёт волю своим жалким, опошляющим душу страстям в святые дни весны и молодости, нет названия на человеческом языке. За пулей следует могильный покой, за погубленной молодостью следуют годы скорби и мучительных воспоминаний. Кто профанировал свою весну, тот понимает теперешнее состояние моей души. Я ещё не стар, не сед, но я уже не живу. Психиатры рассказывают, что один солдат, раненный при Ватерлоо, сошёл с ума и впоследствии уверял всех и сам в то верил, что он убит при Ватерлоо, а что то, что теперь считают за него, есть только его тень, отражение прошлого. Нечто похожее на эту полусмерть переживаю теперь и я…

Нет потери чести в том, чтоб подчиниться насилию и вытерпеть боль. Потерять честь – это сдаться, не отомстить, не выполнить приказ. Потерять честь – это умереть, упиваясь собственной слабостью. А умирать должны враги. Тело воина – ножны для клинка души. Ножны для того и предназначены, чтоб пачкаться и рваться, сберегая клинок для боя. Пока клинок цел – ножны можно отмыть и залатать.

В о з м у щ ё н н ы йЯ не скажу, что я тебя люблю!Я не хочу словами объясняться!Незримый шлейф незримо обрублю!Мне надоело кем-то вытесняться!Мою любовь – на фантики порвать?Свою любовь – повесить, как морковку?Пускай твоя «возлюбленная» ратьИспробует «ослиную» сноровку!Я – ухожу, ещё шагая вслед!Я ухожу, ещё шагая – рядом!Меня в твоих расчётах больше нет,Хоть поедай меня любовным взглядом!Я оскорблён до глубины души!Мне твой чертог – чертовством лезет в уши!Ты не привыкла видеть мятежи,Столь безмятежно унижая души?Так вот, отныне – этому конец!Я – ухожу! Но даже напоследокЯ не скажу, что завтра под венецЯ поведу… одну из профурсеток!Она – твоя соседка, и покаЯ всё тебя, богиня, добивался,Я у неё отлёживал бока,-И в дым своей «отставкой» упивался!

Случалось, в такой вот вечер, какие ему теперь вспоминаются, она вернется без сил с работы (она ходила по домам убирать) и не застанет ни души. Старуха ушла за покупками, дети еще в школе. Тогда она опустится на стул и смутным взглядом растерянно уставится на трещину в полу. Вокруг нее сгущается ночь, и во тьме немота ее полна безысходного уныния. В такие минуты, случись мальчику войти, он едва различит угловатый силуэт, худые, костлявые плечи и застынет на месте: ему страшно. Он уже начинает многое чувствовать. Он только-только начал сознавать, что существует. Но ему трудно плакать перед лицом этой немоты бессловесного животного. Он жалеет мать - значит ли это любить? Она никогда его не ласкала, она этого не умеет. И вот долгие минуты он стоит и смотрит на нее. Он чувствует себя посторонним и оттого понимает её муку. Она его не слышит: она туга на ухо. Сейчас вернётся старуха, и жизнь пойдёт своим чередом: будет круг света от керосиновой лампы, клеенка на столе, крики, брань.

- Ты, наверное, думаешь - какой высокомерный циник... каменное сердце... Если когда-нибудь доберешься до своей цели, поймешь, что я чувствую сейчас. Выхода нет. Успех порабощает в той же мере, в какой и развращает, и в конце дня, в постели с другим или другой спросишь себя: а стоило ли? Почему я так желал этого? Очень часто я возвращаюсь в отель после тяжкого дня, становлюсь под душ и замираю надолго, слушая только шум воды. И во мне борются две силы: одна велит мне благодарить судьбу, другая - бросить все, пока не поздно.

МамеМама. Ты одна такая.Вся в заботах, вся в делах.Бегаешь, как молодая,Хоть и пепел в волосах.Помогаешь всей округе,Где покрасить, где поднять,И тебя всегда подруги Будут дружно восхвалять.Ты меня всегда прощаешь, Хоть не ангел я порой,И слезинки вытираешь, Если не звоню домой.Ты прости, что лишь по делуЯ тревожу твой покой.И известно свету белу,Да, к несчастью, я такой.У меня свои заботы,Просто кругом голова,То проблемы, то работа,Да и скуп я на слова.Все же по тебе скучаю,Не ищи в словах обман:Я в тебе души не чаю,И люблю. Поверь мне, мам!

О, мне бы крылья! Ввысь взлетев, летел бы вдаль, людей забыв, Сгорели б крылья — побежал, подальше, прочь — пока я жив! О, я покинул бы сей мир, и, пусть не дан мне дар Исы, — Мне вместо крыльев — пыл души и одиноких дум порыв. Увы, союз с людьми — тщета: я, пленник тысячи скорбей, Готов единожды спастись, тысячекратно жизнь сгубив! От друга — тысячи обид, и сотни бедствий от врагов, И — за себя жестокий стыд, и — гнев людской неспра­ведлив. Мне не смотреть бы на людей, а растворить бы чернь зрачков, Всей чернотою тех чернил себя навеки очернив! Для птицы сердца моего мал вещей птицы дальний путь: Я тверд душою, как гора, и дух мой тверд и терпелив.