Это напомнило мне, кстати, о другом виде погоды, который я не выношу, — об апрельской погоде (так называемой апрельской, потому что она всегда наступает в мае). Поэты считают ее прелестной. Она сама не знает, какой она будет через пять минут, и потому они сравнивают ее с женщиной; в этом якобы и заключается ее очарование. Я лично ее не одобряю. Подобная молниеносная переменчивость, возможно, и хороша в девушке — видимо, необыкновенно приятно иметь дело с особой, которая сейчас улыбается неизвестно чему, а через минуту проливает слезы по той же самой причине, а потом хихикает, а потом дуется, которая одновременно груба и нежна, угрюма и весела, шумлива и молчалива, вспыльчива и невозмутима, страстна и апатична. (Имейте в виду, — это не мои слова. Это все поэты. И еще говорят, что они знатоки в подобных делах!) Но у погоды недостатки такой системы более заметны.
У Вас есть интересная цитата?
Поделитесь ею с нами!
Вы здесь
Длинные Цитаты про небо
Человек никогда не нарисует картину, превосходящую банальный узор инея на стекле или круги на воде в простой луже, когда идет дождь. Человек никогда не сочинит музыку, которая станет совершеннее, чем пение птиц за окном или стон ветра в пустыне. Человек никогда не напишет стихов более откровенных и трепетных, чем мягкий свет в глазах влюбленного мальчишки или дрожь пальцев умирающего старика. Но мы все же создаём Может быть потому, что любовь, одетая в наряд ярости или острой грусти, но всегда именно любовь, закипая в сердце, застывая чёрной смолой в глубине глаз неминуемо ищет выхода, выплеска вовне, разрывая грудь, оседая на кончиках кистей, падая в разбросанные ноты. Собирая в нас все самое лучшее, с болью и кровью отрывая истоки вдохновения от обнаженной души, безумно смеющейся или упершейся взглядом расширенных зрачков в видимую только ей бездну.
... вот, стряслась беда, стоит этакий осиротелый второй гильдии купец перед ямой, все пропало и больше незачем жить. Стоит перед ямой и мысленно предъявляет Богу счет за потраву и убытки; такой сердитый стоит — вот-вот подымет оба кулака и начнет ругаться, прямо в небо. А за соседним памятником сидит на корточках Сатана и ждет именно этого: чтобы начал ругаться. Чтобы признал, открыто и раз навсегда: ты, Господи, извини за выражение, просто самодур и хам, и еще бессердечный в придачу, убирайся вон, знать тебя не хочу! Сатана только этого и ждет: как только дождется — сейчас снимет копию, полетит в рай и доложит Богу: «Ну что, получил в ухо? И еще от кого: от еврея — от твоего собственного уполномоченного и прокуриста! Подавай в отставку, старик: теперь я директор». Вот чего ждет Сатана; и тот второгильдейский купец, стоя над могилой, это все чувствует. Чувствует и спрашивает себя: неужели так-таки и порадовать Сатану? Сделать черта на свете хозяином? Нет, уж это извините.
вот, стряслась беда, стоит этакий осиротелый второй гильдии купец перед ямой, все пропало и больше незачем жить. Стоит перед ямой и мысленно предъявляет Богу счет за потраву и убытки; такой сердитый стоит - вот-вот подымет оба кулака и начнет ругаться, прямо в небо. А за соседним памятником сидит на корточках Сатана и ждет именно этого: чтобы начал ругаться. Чтобы признал, открыто и раз навсегда: ты, Господи, извини за выражение, просто самодур и хам, и еще бессердечный в придачу, убирайся вон, знать тебя не хочу! Сатана только этого и ждет: как только дождется - сейчас снимет копию, полетит в рай и доложит Богу: «Ну что, получил в ухо? И еще от кого: от еврея - от твоего собственного уполномоченного и прокуриста! Подавай в отставку, старик: теперь я директор». Вот чего ждет Сатана; и тот второгильдейский купец, стоя над могилой, это все чувствует. Чувствует и спрашивает себя: неужели так-таки и порадовать Сатану? Сделать черта на свете хозяином? Нет, уж это извините.
Какая непостижимая вещь — любовь женщины, столь хрупкая, когда лишь зародилась, и столь грозная, когда развилась в полную силу! Ее начало напоминает ручеек, пробившийся из недр горы. А чем ручеек становится потом? Ручеек превращается в могучую реку, по которой плывут караваны богатых судов, которая животворит землю и дарит ей радость и счастье. Но вдруг эта река поднимается и смывает все, что было посеяно с такой надеждой, обращает в обломки построенное и рушит дворцы нашего счастья и храмы чистоты и веры Любовь возносит ничтожных на неизмеримые высоты власти, низвергает великих в прах. И пока существует это таинственнейшее создание природы — Женщина, Добро и Зло будут существовать неразделимо. Она стоит и, ослепленная любовью, плетет нить нашей судьбы, она льет сладкое вино в горькую чашу желчи, она отравляет здоровое дыхание жизни ядом своих желаний. Куда бы ты не ускользнул, она будет всюду перед тобой. Ее слабость — твоя сила, ее могущество — твоя гибель.
– Жил-был каменотес, который устал дробить гору под палящими лучами солнца. Мне надоела такая жизнь. Тесать и тесать камень, пока не свалишься с ног… да еще это солнце, все время солнце! Ах, как бы я хотел быть на его месте! Я жил бы высоко в небе, я был бы всемогущим, горячим, заливал бы весь мир своими лучами, – сказал себе каменотес. И случилось чудо: его мольба была услышана, и каменотес тут же превратился в солнце. Он был счастлив оттого, что его желание исполнилось. Но, радостно посылая всюду свои лучи, он заметил, что облака преграждают им дорогу. На что мне быть солнцем, если простые облака могут не пропустить мои лучи! – воскликнул он. – Если облака сильнее солнца, я лучше буду облаком. И он стал облаком. Он обогнул весь мир, летел, проливал дождь, но вдруг поднялся ветер и развеял его. Ах, ветер может разогнать облака, значит, он сильнее, я хочу быть ветром, – решил каменотес. — И тогда он стал ветром? – Да, и он веял надо всем миром.
На площади стреляют поэтов. На главной площади нервные люди с больными глазами находят своё бессмертие. Но бессмертие пахнет могилой, это эхо молчания в затхлых залах вечной немоты, это плесень апатии, это мгновение, ставшее тягучей, душной, статичной вечностью. На площади люди слизывают с побледневших пересохших губ вкус жизни, запоминая его навсегда, влюбляясь в яростную боль, несущую в себе семена любви и экстатичной жажды вдохнуть в пробитые легкие хотя бы ещё один глоток солёного воздуха. На площади люди отчаянно смотрят в небо, судорожно понимая, что человеческая смертность — всего лишь залог остроты чувств, горячности идей, вечного стремления успеть, не жалея себя: жить, любить, дышать, смеяться, кричать в распахнутые окна, подставлять неумолимо стареющее лицо дождям, ветрам, снегопадам, солнцу... Потому что в конце этого предложения будет точка, восклицательный знак, а не шлейф уходящего в никуда многоточия. На площади стреляют поэтов.
— Поисками внеземных цивилизаций человечество занято не первый век. А что мы там ищем? Нам эти цивилизации зачем? — Как зачем?! Для того, чтобы самим себе объяснить смысл своего существования. Что с нами будет после смерти? Кто такой Бог? Что это за звёзды над нами? Что такое бесконечность? Что значит время, которое никогда не кончается? Мы как-то разговаривали с писателем Андреем Битовым, и он сказал потрясающую фразу: «Для меня стопроцентным подтверждением существования Бога является то, что на тему смерти поставлено табу». Кто-то его в самом деле нам поставил, это табу. Мы не знаем, что будет Там. Хотя мы знаем, кажется, уже всё — наука раскрывает тайну за тайной. Поэтому страсть человечества узнать, что происходит там, на других планетах, — это попытка заглянуть в своё будущее. И попытка выяснить: ты вообще что-то значишь на этой Земле? Твоя жизнь — она для чего-то предназначена или это просто вспышка, никем не замеченная? Прошла и прошла... К тому же космос — это так красиво!
Джентльмены, мне нравится война.Джентльмены, я люблю войну.Наступательная, оборонительная, подпольная, осады, прорывы, отступления, блицкриг, зачистки, геноцид. В торфянике, на шоссе, в окопах, на равнинах, в тундре, в пустыне, на море, в небе, в грязи, в походах.Я люблю каждое проявление войны, существующее на Земле. Мне нравится уничтожать противника одним ударом под гром канонады.Когда противника разносит на кусочки, высоко подняв в воздух, моё сердце танцует. Мне нравится уничтожать противника снарядами наших танков. Когда я расстреливаю противника, с воплями выскакивающего из горящего танка, сердце моё подпрыгивает.Мне нравится, когда пехота единым ударом штыков сминает строй противника. Меня трогает вид паникующих новобранцев, снова и снова протыкающих штыками уже мёртвого противника. Видеть на уличных фонарях повешенных дезертиров — наслаждение. Несравненное удовольствие. Видеть, как пленники падают с пронзительными криками по мановению моей руки, было восхитительно.
Холодный ветер завывает неистово и злобно, бродя по лабиринтам города. Небо затянули темно-серые гневные тучи, скоро начнётся дождь… Она опустила вниз свои серые глаза, хотя обычно они у нее зелёного цвета, но сегодня был особый случай. Дышать становилось все тяжелее, что-то скорбящее ныло внутри и не давало вздохнуть полной грудью… Душа, это душа разрывалась от болей и мук. Вы знаете, как болит душа? Нет, это нельзя сравнить с физической болью, это совсем иное. Физическую боль можно перетерпеть, свыкнуться с ней, её можно описать и увидеть. Душевная боль недоступна человеческому глазу и уху, о ней нельзя сказать или написать… она просто испепеляет тебя изнутри. Она никогда не исчезает бесследно, ты живешь с ней всю жизнь, просыпаешься и засыпаешь с ней, и лишь изредка, когда в твоей жизни случаются солнечные дни, ты на время отвлекаешься от неё… но она не умирает, а просто тихонько ждет своего часа, чтобы набраться сил и снова вылезти наружу, сквозь кровоточащие рубцы на душе.
Настало время спать, и маленький зайчонок крепко ухватил большого зайца за длинные-длинные уши. Он хотел точно знать, что большой заяц его слушает. — Знаешь, как я тебя люблю? — Конечно, нет, малыш. Откуда мне знать?.. — Я люблю тебя — вот как! — и зайчонок раскинул лапы широко-широко. Но у большого зайца лапы длинней. — А я тебя — вот как. Ух, как широко, — подумал зайчонок. — Тогда я люблю тебя — вот как! — и он потянулся вверх изо всех сил. — И тебя — вот как, — потянулся за ним большой заяц. Ого, как высоко, — подумал зайчонок. — Мне бы так! Тут зайчонок догадался: кувырк на передние лапы, а задними вверх по стволу! — Я люблю тебя до самых кончиков задних лап! — И я тебя — до самых кончиков твоих лап, — подхватил его большой заяц и подбросил вверх. — Ну, тогда тогда Знаешь, как я тебя люблю?.. Вот так! — и зайчонок заскакал-закувыркался по полянке. — А я тебя — вот так, — усмехнулся большой заяц, да так подпрыгнул, что достал ушами до веток! Вот это прыжок!
Жили были Ден и Кэнди. И все у них было отлично в тот день. И время шло. Он делал для нее все. Он звезды мог с небес достать. Все делал, чтобы ее завоевать. И птицы порхали над ее головой все было отлично все было золотым. Однажды ночью ее постель стала гореть огнем. Он был красивым, но он был преступником. Мы жили среди солнца, света, и всего сладкого. Это было начало нелепого удовольствия. Безрассудный Денни. Потом Кэнди исчезла. Последние лучи солнца бешено бегали по земле. На этот раз хочу попробовать, как это делал ты. Ты очень быстро ворвался в мою жизнь и мне это понравилось. Мы радовались этому грязному удовольствию. И было очень тяжело сдаться. Потом земля вдруг наклонилась. Это бизнес. Для этого мы живем. Когда ты рядом, я вижу смысл смерти. Возможно больше мы не заснем вместе. Мое чудовище в бассейне. Собака привыкла лаять без причины. Я всегда старалась смотреть далеко вперед. Иногда я ненавижу тебя. Пятница. Я не хотела обидеть. Моя мать — ангел во время бури.
Я знаю одно: это конец начальной поры. Каменный век, Бронзовый век, Железный век — теперь мы всему этому найдем одно общее имя: век, когда мы ходили по Земле и утром спозаранку слушали птиц и чуть не плакали от зависти. Может быть, мы назовем это время — Земной век, или Век земного притяжения. Миллионы лет мы старались побороть земное притяжение. Когда мы были амебами и рыбами, мы силились выйти из вод океана, да так, чтобы нас не раздавила собственная тяжесть. Очутившись на берегу, мы всячески старались распрямиться — и чтобы сила тяжести не переломила наше новое изобретение — позвоночник. Мы учились ходить, не спотыкаясь, и бегать, не падая. Миллионы лет притяжение удерживало нас дома, а ветер и облака, кузнечики и мотыльки насмехались над нами. Вот что сегодня главное: пришел конец нашему старинному спутнику — притяжению, век притяжения миновал безвозвратно.
Вокзал, поросший человечьей суетой, шум поездов, стремящихся растянуть цикл своего движения до бесконечности, агонии разлук и эйфории встреч, циферблат неумолимых часов, качающих на своих стрелках судьбы путников, пришедших в этот храм... Пять минут до поезда. Пять минут, принадлежащих только тебе. Пять маленьких минут, время последней сигареты, усталого взгляда назад и прощальной улыбки на дорогу. Пять бесконечных минут, время, отпущенное тебе и достаточное, чтобы перекроить весь мир по новой выкройке. Взвесить собственную жизнь, расчленить душу, препарировать бездну мыслей, познать прошлое глазами уходящего и этим навсегда изменить будущее.
Как странно: у этих слепцов, потерявших зрение на войне, движения другие, чем у слепорожденных, — стремительнее и в то же время осторожнее, эти люди еще не приобрели уверенности долгих темных лет. В них еще живет воспоминание о красках неба, земле и сумерках. Они держат себя еще как зрячие и, когда кто-нибудь обращается к ним, невольно поворачивают голову, словно хотят взглянуть на говорящего. У некоторых на глазах черные повязки, но большинство повязок не носит, словно без них глаза ближе к свету и краскам. За опущенными головами слепых горит бледный закат. В витринах магазинов вспыхивают первые огни. А эти люди едва ощущают у себя на лбу мягкий и нежный вечерний воздух. В тяжелых сапогах медленно бредут они сквозь вечную тьму, которая тучей обволокла их, и мысли их упорно и уныло вязнут в убогих цифрах, которые для них должны, но не могут, быть хлебом, кровом и жизнью. Медленно встают в потускневших клеточках мозга призраки голода и нужды.
Как странно: у этих слепцов, потерявших зрение на войне, движения другие, чем у слепорожденных, - стремительнее и в то же время осторожнее, эти люди еще не приобрели уверенности долгих темных лет. В них еще живет воспоминание о красках неба, земле и сумерках. Они держат себя еще как зрячие и, когда кто-нибудь обращается к ним, невольно поворачивают голову, словно хотят взглянуть на говорящего. У некоторых на глазах черные повязки, но большинство повязок не носит, словно без них глаза ближе к свету и краскам. За опущенными головами слепых горит бледный закат. В витринах магазинов вспыхивают первые огни. А эти люди едва ощущают у себя на лбу мягкий и нежный вечерний воздух. В тяжелых сапогах медленно бредут они сквозь вечную тьму, которая тучей обволокла их, и мысли их упорно и уныло вязнут в убогих цифрах, которые для них должны, но не могут, быть хлебом, кровом и жизнью. Медленно встают в потускневших клеточках мозга призраки голода и нужды.
Вокзал, поросший человечьей суетой, шум поездов, стремящихся растянуть цикл своего движения до бесконечности, агонии разлук и эйфории встреч, циферблат неумолимых часов, качающих на своих стрелках судьбы путников, пришедших в этот храм Пять минут до поезда. Пять минут, принадлежащих только тебе. Пять маленьких минут, время последней сигареты, усталого взгляда назад и прощальной улыбки на дорогу. Пять бесконечных минут, время, отпущенное тебе и достаточное, чтобы перекроить весь мир по новой выкройке. Взвесить собственную жизнь, расчленить душу, препарировать бездну мыслей, познать прошлое глазами уходящего и этим навсегда изменить будущее.
Календарь, иди сюда! Начнем: вот Овен, или Баран, — распутный пес, он плодит нас на земле; а тут же Телец, или Бык, уже наготове и спешит пырнуть нас рогами; дальше идут Близнецы — то есть Порок и Добродетель; мы стремимся достичь Добродетели, но тут появляется Рак и тянет нас назад, а здесь, как идти от Добродетели, лежит на дороге рыкающий Лев — он кусает нас в ярости и грубо ударяет лапой по плечу; мы едва спасаемся от него, и приветствуем Деву! то есть нашу первую любовь; женимся и считаем, что счастливы навеки, как вдруг перед нами очутились Весы — счастье взвешено и оказывается недостаточным; мы сильно грустим об этом и вдруг как подпрыгнем! — это Скорпион ужалил нас сзади; тогда мы принимаемся залечивать рану, и тут — пью-и! — со всех сторон летят в нас стрелы; это Стрелец забавляется на досуге. Приходится вытаскивать вонзенные стрелы, как вдруг — посторонись!
Старик, который любил птиц. Скамейка, подсохший хлеб и пёстрые голуби, воркующие о весне и доверчиво подходящие так близко, что можно рассмотреть в круглых глазах отражение парка и кусочек неба. Это всё, чем он владел, но большего он и не желал. Но как трогательно, как глубоко он любил эту резную скамейку, этих смешных неуклюжих птиц. Так может любить человек на излете жизни, человек, смирившийся с одиночеством, человек, у которого не осталось ничего, чем можно дорожить, что страшно однажды потерять. Когда-то давно он любил море, и сейчас шорох крыльев напоминал ему мягкий шёпот прибоя. Раскидав хлеб, он закрывал глаза и ему казалось, что он слышит крики чаек, и воздух пахнет солью, а он так молод, так счастлив, и вся жизнь ещё впереди, и лучшее обязательно случится. И тогда он обнимал слабыми, дрожащими руками свой крохотный мирок, далёкий от суеты города, рождённый на углу парка из тихой нежности и блеклых воспоминаний, и не хотел умирать.
Васконян глядел на ночное небо, на звезды и думал о том, что под этим невозмутимым, вечным небом составляют дьявольские планы маленькие смертные человечки, присвоившие себе право повелевать миром по своему разуму и усмотрению, и все ведь делается во имя и для блага своего народа, доподлинной гуманности и справедливости. Нацизму противостоит большевизм — фрукт с начинкой новой морали, свежей гуманности, отвергающих нацистский и всякий прочий гуманизм. Странно только, что мораль и гуманизм утверждаются разные, методы же их утверждения одинаковы — во имя лучшей половины нации, худшую по усмотрению немецких и советских специалистов на удобрение, в отвал.
Среди людей, мне близких… и чужих, Скитаюсь я — без цели, без желанья. Мне иногда смешны забавы их… Мне самому смешней мои страданья. Страданий тех толпа не признает; Толпа — наш царь — и ест и пьет исправно; И что в душе «задумчивой» живет, Болезнию считает своенравной. И права ты, толпа! Ты велика, Ты широка — ты глубока, как море… В твоих волнах всё тонет: и тоска Нелепая, и истинное горе. И ты сильна… И знает тебя бог — И над тобой он носится тревожно… Перед тобой я преклониться мог, Но полюбить тебя — мне невозможно. Я ни одной тебе не дам слезы… Не от тебя я ожидаю счастья — Но ты растешь, как море в час грозы, Без моего ненужного участья. Гордись, толпа! Ликуй, толпа моя!
Ошибается тот, кто ищет счастья в далёких краях. Счастье — в нас самих, только одни люди замечают его, а другие, кажется, и не подозревают о том, что оно есть в них. Дело не в жизни, а в отношении человека к ней, не во внешних обстоятельствах, а в том, как человек воспринимает их. Как может стать счастливым тот, кто добровольно отказался от счастья? Жизнерадостный и положительно настроенный человек даже трудности преодолевает с улыбкой, и их преодоление доставляет ему радость и удовольствие. Он не боится трудностей. Он усерден и деятелен. Как раз о таких людях и говорят, что им море по колено. И не потому, что их жизнь легче, чем жизнь вспыльчивых, хмурых и склонных к отчаянию людей, — просто они сами облегчают себе жизнь своим положительным отношением к ней. Есть люди, которые трудятся и приносят пользу, радость и счастье себе и окружающим и при этом упорны, целеустремлённы и не боятся трудностей.
Герои в нашей памяти живут.Алый флаг развивается в память о падших героях,Тех кто смело сражался на этой жестокой войне...Тех кто пал защищая свободу народа собою,Кто сражаясь сгорел в беспощадном военном огне!Алый цвет-это кровь,что в боях за победу пролита,Вся Земля ей пропитана там,где шагала война...Никогда кровь людей тех погибших не будет отмыта,Никогда не сотрётся из памяти нашей она!!!Затянули всё небо войны тёмно-серые тучи,И пролился слезами на землю отчаянный дождь.Пусть и был наш народ своим духом советским могучий,Но заплакал народ и заплакал от жалости вождь!На войне погибали не только солдаты-мужчины,Много в войнах потеряно женщин,детей,стариков...Не минул наш народ этой злобной и вязкой трясины,Избежать не смогли мы фашистских тюремных оков.Благодарности нашей не будет во веки границы,Тем кто всё потерял за свободу великой страны...И в сердцах наших вечно живут их достойные лица,Их поступком гордимся и славим их подвиги мы!Пусть не гаснет огонь светлой памяти наших с
Были некогда люди премудрые, думавшие, что светила небесные принимают участие в наших ничтожных спорах за клочок земли или за какие-нибудь вымышленные права!.. И что ж? эти лампады, зажженные, по их мнению, только для того, чтобы освещать их битвы и торжества, горят с прежним блеском, а их страсти и надежды давно угасли вместе с ними, как огонек, зажженный на краю леса беспечным странником! Но зато какую силу воли придавала им уверенность, что целое небо со своими бесчисленными жителями на них смотрит с участием, хотя немым, но неизменным!..
Жил-был человек, который любил без надежды. Он совсем ушел в свою душу и думал, что сгорает от любви. Мир был для него потерян, он не видел ни синего неба, ни зеленого леса, ручей для него не журчал, арфа не звучала, всё потонуло, и он стал несчастен и беден. Но любовь его росла, и он предпочел бы умереть и совсем опуститься, чем отказаться от обладания красавицей, которую он любил. Он чувствовал, как его любовь сжигала в нем все другое, а она становилась мощнее, она притягивала, и красавице пришлось повиноваться, она пришла, он стоял с распростертыми руками, чтобы привлечь ее к себе. Но став перед ним, она вся преобразилась, и он, содрогаясь, почувствовал и увидел, что привлек к себе весь потерянный мир. Она стояла перед ним и отдавалась ему; небо, лес и ручей — все великолепно заиграло новыми, свежими красками, бросилось к нему, принадлежало ему, говорило его языком.
Длинные Цитаты про небо подобрал Цитатикс. Собрали их 2529 штук, они точно увлекательные. Читайте, делитесь и ставьте лайки!
Лучшее За:
Люди на стороне Народа всегда разочаровывались. Они понимали, что Народ не стремился быть благодарным или признательным, или дальновидным, или же просто подчиняться им. Народ оказывался узкомыслящим и консервативным, и не особо умным, и даже не доверявшим доводам разума.
Автор
Источник
- Аль Квотион. Запчасть Импровизации (42) Apply Аль Квотион. Запчасть Импровизации filter
- Роман Подзоров (9) Apply Роман Подзоров filter
- Задорожный Вадим (8) Apply Задорожный Вадим filter
- Анна Михайловна Островская (7) Apply Анна Михайловна Островская filter
- Екатерина Владимировна Шустхем (5) Apply Екатерина Владимировна Шустхем filter
- Скороходов Игорь Сергеевич (5) Apply Скороходов Игорь Сергеевич filter
- Альбер Камю. Падение (4) Apply Альбер Камю. Падение filter
- Георгий Александров (4) Apply Георгий Александров filter
- Гордей Гордеев (4) Apply Гордей Гордеев filter
- Сальвадор Дали. Тайная жизнь Сальвадора Дали, рассказанная им самим (4) Apply Сальвадор Дали. Тайная жизнь Сальвадора Дали, рассказанная им самим filter
- Харуки Мураками. Мой любимый sputnik (4) Apply Харуки Мураками. Мой любимый sputnik filter
- Александр Александров (3) Apply Александр Александров filter
- Аль Квотион. Слово, которого нет (3) Apply Аль Квотион. Слово, которого нет filter
- Аль Квотион. Словоточие (3) Apply Аль Квотион. Словоточие filter
- Андрей Дмитриев (3) Apply Андрей Дмитриев filter
- Антуан де Сент-Экзюпери. Маленький принц (3) Apply Антуан де Сент-Экзюпери. Маленький принц filter
- Бахарева Маргарита (3) Apply Бахарева Маргарита filter
- Виктор Гюго. Собор Парижской Богоматери (3) Apply Виктор Гюго. Собор Парижской Богоматери filter
- Виктор Пелевин. Чапаев и Пустота (3) Apply Виктор Пелевин. Чапаев и Пустота filter
- Влад Коста (3) Apply Влад Коста filter
- Джек Абатуров (3) Apply Джек Абатуров filter
- Дмитрий Румата (3) Apply Дмитрий Румата filter
- Жиль Куртманш. Воскресный день у бассейна в Кигали (3) Apply Жиль Куртманш. Воскресный день у бассейна в Кигали filter
- Завидия Николай (3) Apply Завидия Николай filter
- Макс Фрай. Дар Шаванахолы (3) Apply Макс Фрай. Дар Шаванахолы filter
- Марина Ивановна Цветаева (3) Apply Марина Ивановна Цветаева filter
- Мне тебя обещали (3) Apply Мне тебя обещали filter
- Надея Ясминска (3) Apply Надея Ясминска filter
- Небо (3) Apply Небо filter
- Приключения Буратино;Кот Базилио (3) Apply Приключения Буратино;Кот Базилио filter
- Принцалександр (3) Apply Принцалександр filter
- Татьяна Лаптева (3) Apply Татьяна Лаптева filter
- Устимов Александр Фролович (3) Apply Устимов Александр Фролович filter
- Элис Хоффман. Здесь, на Земле (3) Apply Элис Хоффман. Здесь, на Земле filter
- Ая Кито. Один литр слез (2) Apply Ая Кито. Один литр слез filter
- Валентин Пикуль. Три возраста Окини-сан (2) Apply Валентин Пикуль. Три возраста Окини-сан filter
- Дом «Патиала» (Patiala House) (2) Apply Дом «Патиала» (Patiala House) filter
- Евгений Ничипурук. Разорванное небо (2) Apply Евгений Ничипурук. Разорванное небо filter
- Иван Сергеевич Тургенев (2) Apply Иван Сергеевич Тургенев filter
- Макс Фрай. Простые волшебные вещи (2) Apply Макс Фрай. Простые волшебные вещи filter
- Мария Корелли. Скорбь Сатаны (Ад для Джеффри Темпеста) (2) Apply Мария Корелли. Скорбь Сатаны (Ад для Джеффри Темпеста) filter
- Мигель де Сервантес Сааведра. Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский (2) Apply Мигель де Сервантес Сааведра. Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский filter
- Одри Ниффенеггер. Жена путешественника во времени (2) Apply Одри Ниффенеггер. Жена путешественника во времени filter
- Ольга Громыко. Год крысы. Путница (2) Apply Ольга Громыко. Год крысы. Путница filter
- Рэй Брэдбери. Одна-единственная ночь (2) Apply Рэй Брэдбери. Одна-единственная ночь filter
- Сад Слов (Koto no ha no niwa) (2) Apply Сад Слов (Koto no ha no niwa) filter
- Сергей Козлов. Правда, мы будем всегда? (2) Apply Сергей Козлов. Правда, мы будем всегда? filter
- Уильям Шекспир. Гамлет (2) Apply Уильям Шекспир. Гамлет filter
- Чингиз Айтматов. Белый пароход (2) Apply Чингиз Айтматов. Белый пароход filter
- Шейн Джонс. Остаёмся зимовать (2) Apply Шейн Джонс. Остаёмся зимовать filter