Цитаты про черное и белое

Небо голубое, Город золотой Мне так хорошо с тобой, И я внутри такой пустой. Я такой пустой, Как в Чёрном море белый буй. Возьми себе на память поцелуй.

Ребра — это замкнутые эллиптические орбиты планет, с фокусами в sternum — грудине, белом центре снимка. Легкие — это сероватые тени млечного пути на фоне черного свинцового небесного экрана. Темные контуры сердца — это облако пепла от сгоревшего солнца. Туманные гиперболы внутренностей — это одинокие астероиды, бродяги вселенной, случайная космическая пыль.

 Жизнь — как шахматная партия. Только чёрные не совсем чёрные, а белые не совсем белые. Неважно, сколько фигур ты потерял. Игра продолжается, пока Королю не объявили шах и мат. 

Одно из китайских проклятий звучит так: «Чтоб тебе жить в эпоху перемен». В эпоху отсутствия эпох. На стыке. На изломе. Когда страну выворачивает наизнанку, когда ломается привычный жизненный уклад, исчезают проверенные маяки, черное становится белым, а белое — черным. Когда легко потерять смысл самой жизни. Когда утром ты просыпаешься с ощущением того, что летишь в пропасть, а все на свете цвета становятся серыми. Китайцы знали, как пожелать настоящую гадость. Осознали, на своем ли, или чужом опыте, каково это — оказаться в безвременье.

Он меня забудет,наверно...Он меня забудет,наверно,Всё как бумага сгорит постепенно,Он не простится,он всё понимает,Просто изчезнет,а может растает...Он не увидит меня в белом платье,Мы не закружимся в свадебном вальсе,Чёрная роза не станет белее,Жадные ласки не будут нежнее...Он самый лучший,таких не бывает,Когда я боюсь он меня обнимает,Тихо окутает в ночь иои плечи,Утром забудет тоскливые речи...Он о себе никогда не расскажет,Быть с ним вдвоём не прикажет,Нежно убьёт и заплачет,Он моя жизнь,не иначе...

К нижнему белью можно отнести черные носки потому что всё что еще ниже это уже обувь

Она была во всём права - И даже в том, что сделала. А он сидел, дышал едва, И были губы белые. И были чёрные глаза, И были руки синие. И были чёрные глаза Пустынными пустынями. И стала пятаком луна, Подруга полумесяца, Когда потом ушла она, А он решил повеситься. И шантажом гремела ночь, Улыбочкой приправленным. И шантажом гремела ночь И пустырем отравленным. Устал считать улыбку злом, А доброту — смущением. Устал считать себя козлом Любого отпущения. Двенадцать падает. Пора! Дорога в темень шастает. Двенадцать падает. Пора! Забудь меня, глазастого!

 Я очутился на забросанной окурками лестничной площадке, выложенной мелкой коричневой плиткой. Передо мной была скучная дверь с приклеенной к ней пластмассовой табличкой – белой с чёрными буквами, из тех, на которых в поликлиниках пишут обычно Терапевт или Окулист. На этой значилось: БОГ. Я постучал. 

 Если сказать, что птицы, лошади, собаки, обезьяны совсем чужие нам, то почему же не сказать, что и дикие, черные и желтые люди чужие нам? А если признать таких людей чужими, то с таким же правом могут черные и желтые люди признать чужими белых. Кто же ближний? На это есть только один ответ: не спрашивай, кто ближний, а делай всему живому то, что хочешь, чтобы тебе делали. 

— Магистр чёрной и белой магии Мальгрим! Ранее служивший у короля Эдуарда просит покровительства вашего королевского величества: короля Перадора, высокого повелителя Бермагора, Марралора и Парлота, властелина Лансингтона, Нижних Мхов... — И Трёх Мостов. — Да-да, конечно... И трёх Мостов! Пускать? — Погоди! А рекомендации нашего венценосного брата Эдуарда этот Мальгрим имеет? — Имеет, ваше величество. — Хорошая рекомендация? — Плохая, ваше величество. — У меня все рекомендации прекрасны... И от короля Георга, ныне здравствующего, и от короля Лира... И от короля Эдуарда, пока ещё здравствующего... Ваш герольд оскорбил меня, и поэтому я превратил его живой вес — в атомный. И сейчас он летает вокруг головы вашего величества. — Джек, где вы? — Летаю, ваше величество. — Ну, летает он... летает! — Очень убедительно. Мы подумаем, к кому это применить.

Свет потушен, сказка не досказана, Лес в окне. Или окно в лесу... Ночь деревья по небу размазала, Как ребёнок — слёзы по лицу. Шепчут листья что-то отвлечённое, На пеньках сияют светляки. Чуть мерцает за стволами чёрными Факельное шествие реки. Взмыли ели языками копоти От её холодного огня. В плеске струй, в их шарканье и топоте Поступь ночи, шум забвенья дня. Чёрной кляксой клён растёкся в воздухе, Все тропинки мглою замело, И во мгле осталось от берёзоньки Только то, что было в ней бело.

черный матовый автомобиль.в улыбке-ленивая наглеца.интересно, ты хоть когда-то любил?а кто-нибудь, интересно, любил тебя?нет, не из тех (извини), *лядей,что окружают тебя ночами,которые, в телефон не глядя,умеют писать: «люблю, скучаю…»кто-то настоящий тебя любил?кому неважно, какая у тебя машина,сколько денег, и на сколько хватает сил,для кого ты единственный в жизни мужчина?а хотя, это все неважнои зачем тебе нужна я,которую ты видел всего дважды?у которой ни роста, ни дорогого белья…у меня же волосы собраны в «хвостик»,куча комплексов, насекомые в голове,я не хожу к тебе домой «в гости»да и вообще, у меня душа не лежит к тебе.а ты меня снова забираешь с работы,и я еду, так как нет на проезд.в дорогущих туфлях от-кого-тозаходишь в мой грязный подъезд.пьешь у меня чаек с булочкой,под присмотром строгой бабули…скажи, зачем я тебе, такая дурочка?ты внутри другой, не потому ли?