Цитаты от автора Иосиф Александрович Бродский

Хорошее стихотворение — это своего рода фотография, на которой метафизические свойства сюжета даны резко в фокусе. Соответственно, хороший поэт — это тот, кому такие вещи даются почти как фотоаппарату, вполне бессознательно, едва ли не вопреки самому себе.

— Каковы ваши религиозные убеждения? — Религиозные убеждения каждого человека — это его сугубо личное дело. — Именно поэтому я об этом и спросила... — Именно поэтому я ничего рассказывать не стану.

Когда пишешь на своем языке в чужом государстве, начинают происходить странные вещи. Внезапно возникает множество страхов — забываешь это, забываешь то. Когда ищешь рифму и не находишь ее, то спрашиваешь: Господи, что происходит? Может быть, рифмы не существует, или я что-то забыл? Такие вещи случаются.

Изучать философию следует, в лучшем случае, после пятидесяти. Выстраивать модель общества — и подавно. Сначала следует научиться готовить суп, жарить — пусть не ловить — рыбу, делать приличный кофе. В противном случае, нравственные законы пахнут отцовским ремнем или же переводом с немецкого.

Я взбиваю подушку мычащим «ты» За морями, которым конца и края, В темноте всем телом твои черты, Как безумное зеркало повторяя.

Пролитую слезу Из будущего привезу, Вставлю ее в колечко. Будешь гулять одна, Надевай его на Безымянный, конечно. Ах, у других мужья, Перстеньки из рыжья, Серьги из перламутра. А у меня слеза - Жидкая бирюза, Просыхает под утро. Носи перстенек пока Виден издалека, Потом другой подберется. А надоест носить, - Будет что уронить Ночью на дно колодца.

Все-таки Паунда держали в сумасшедшем доме чуть ли не тринадцать лет. Держать поэта, каких бы убеждений он ни был, в сумасшедшем доме — это ни в какие ворота не лезет. Оден говорил, если великий поэт совершил преступление, поступать, видимо, следует так: сначала дать ему премию, а потом — повесить.

Сколько льда нужно бросить в стакан, чтоб остановить Титаник мысли?

 Ночь; дожив до седин, ужинаешь один,Сам себе быдло, сам себе господин. 

Как жаль, что тем, чем стало для меня твоё существование, не стало моё существованье для тебя.

Я, может быть, в сильной степени живу своими старыми привязанностями, но для меня замечательным поэтом был и остается Евгений Рейн. Я у него многому научился. Один урок он мне преподал просто в разговоре. Он сказал: «Иосиф, — а мне было тогда двадцать лет, как раз тот период, о котором ты говорила, — в стихотворении должно быть больше существительных, чем прилагательных, даже чем глаголов. Стихотворение должно быть написано так, что, если ты на него положишь некую волшебную скатерть, которая убирает прилагательные и глаголы, а потом поднимешь ее, бумага все-таки будет еще черна, там останутся существительные: стол, стул, лошадь, собака, обои, кушетка…» Это, может быть, единственный или главный урок по части стихосложения, который я в своей жизни услышал.

До свиданья! Прощай! Tам не ты — это кто-то другая, до свиданья, прощай, до свиданья, моя дорогая. Oтлетай, отплывай самолётом молчанья — в пространстве мгновенья, кораблём забыванья — в широкое море забвенья.