Цитаты про родную сестру

СЁСТРЫУгрюмая Вера только что вышла с тюрьмы,Её распирало от воздуха и городской пыли.Начались звонки по друзьям, деньги взаймы,Беспорядочные связи, героин и автомобили.Её сестра красавица без вредных привычек,Без пяти минут Мисс Вселенная,Любит цветы, животных и птичек,Короче нормальная баба обыкновенная.На двенадцати метрах коммунальной квартиры,Они жили скрипя зубами, ведь всё-таки сёстры.Одна деньги тратила на бухло и трактиры,Вторая на зарплату. Так им светили звёзды.Но не комфортно и тесно стало Вере с сестрой,Она вечно в раздумьях, и пошла на криминал,Она родную сестру облила кислотой,Такой вот семейный трагичный финал.Только вот одного Вера не учла, да и не знала,Какое ей там. Десять лет по лагерям.Что младшая сестрёнка давно переписала,Двенадцать метров своим сыновьям.

СынокМного чудес на свете - посмотри вокруг:Чудо - деревья эти и ручейка нежный звук.Только всего прекрасней на большой ЗемлеМаленький розовый пальчик, ямочка на щеке.Припев: Мой родной сынок, мой прекрасный принц,Буду я с тобой до последнего взмаха ресниц.Если дождь стеной, если вьюги вой -Буду я с тобой, буду я с тобой.Поступь шагов несмелых, главные слова -От достижений первых кружится голова.Сколько прекрасных мгновений дарит наивный взгляд!Даст жизни вновь повторенье твоя сестра или твой брат.

Уверяю вас, что пишущая машинка, если на ней играют с чувством, надоедает ничуть не более, чем пианино, за которым сидит сестра или кто то другой из родни.

Вчерашний день, часу в шестом, Зашел я на Сенную. Там били женщину кнутом, Крестьянку молодую. Ни звука из ее груди, Лишь бич свистал, играя И Музе я сказал: «Гляди, Сестра твоя родная!»

Пить пиво на детской площадке – это старинная советская традиция. А куда еще могла податься молодежь, желающая выпить… ну, допустим, пива? На рестораны денег нет, пабов и баров в СССР не существовало, в крошечных квартирках – мама, папа, бабушка, брат с сестрой и родственник из деревни, приехавший в город за колбасой… не разгуляешься. Вот и сидели на детских скамеечках и карусельках великовозрастные дети, еще недавно ковырявшиеся в песочницах, а теперь распивающие пиво в родных дворах…

Припомним все! Семнадцать лет. В руках — в сафьяне — Блок. В кудрях у яблонь лунный свет, Озерный ветерок. Любовь, экзамены, апрель И наш последний бал, Где в вальсе плыл, кружа метель, Белоколонный зал. Припомним взморье, дюны, бор, Невы свинцовый скат, Университетский коридор, Куда упал закат. Здесь юность кончилась, и вот Ударила война. Мир вовлечен в водоворот, Вскипающий до дна. В грозе и буре рухнул век, Насилья ночь кляня. Родился новый человек Из пепла и огня. Ты в эти дни была сестрой, С косынкой до бровей, И ты склонялась надо мной, Быть может, всех родней.

Один порок, а два имеет имениОднояйцовые, родные две сестры, Как жадность с алчностью всегда неразделимы, Так жажда, которую со страстью утоляем мы.

С Днем Рождения, Сашенька!!!Сашунечка, доченька, внученька!Мой человечек родной!Ты солнечный зайчик улыбчивый,Рожденный с улыбкой зимой!Ты светлая, нежная, чистая!В тебе ПОЁТ звонкий ручей! В глазах доброта бесконечная -Небес голубых голубей.Мы любим тебя всей душою!Нет в жизни желанья сильней,Чем видеть тебя счастливой Мамой, женой и сестрой!

 Однажды я нашел на нарах под соломенным тюфяком прилипший к нему обрывок старой газеты — пожелтевший, почти прозрачный. Это был кусок уголовной хроники, начала не хватало, но, по-видимому, дело происходило в Чехословакии. Какой-то человек пустился из родной деревни в дальние края попытать счастья. Через двадцать пять лет, разбогатев, с женой и ребенком он возвратился на родину. Его мать и сестра содержали маленькую деревенскую гостиницу. Он решил их удивить, оставил жену и ребенка где-то в другом месте, пришел к матери — и та его не узнала. Шутки ради он притворился, будто ему нужна комната. Мать и сестра увидели, что у него много денег. Они молотком убили его, ограбили, а труп бросили в реку. Наутро явилась его жена и, ничего не подозревая, открыла, кто был приезжий. Мать повесилась. Сестра бросилась в колодец. Я перечитал эту историю, наверно, тысячу раз. С одной стороны, она была неправдоподобна. С другой — вполне естественна.

Старость и глупость, две родные сестры.

Когда Елисава смотрела, как огненное колесо мчится вниз по обрыву к днепровской воде, у нее на глазах выступили слезы — от радости, от ощущения сопричастности к божественным тайнам, от счастья и пронзительной боли в груди. Ее отец — полуваряг-полуславянин, ее мать — полушведка-полувендка, и северной крови в их детях, пожалуй, даже больше, чем славянской. И все же сейчас Елисава ощущала себя истинной дочерью этой земли и этого неба, родной сестрой белоствольных берез. Наверное, земля, на которой ты вырос, важнее, чем кровь, ибо она подчиняет и делает своим любого, кто дышит ее воздухом, пьет ее воду и ест ее хлеб. И хотя этот праздник только усилил боль Елисавы от разлуки с родиной, она была рада, что он выпал на эти дни и дал ей на прощание столь глубоко прочувствовать родство с Русью.

Однажды я нашел на нарах под соломенным тюфяком прилипший к нему обрывок старой газеты — пожелтевший, почти прозрачный. Это был кусок уголовной хроники, начала не хватало, но, по-видимому, дело происходило в Чехословакии. Какой-то человек пустился из родной деревни в дальние края попытать счастья. Через двадцать пять лет, разбогатев, с женой и ребенком он возвратился на родину. Его мать и сестра содержали маленькую деревенскую гостиницу. Он решил их удивить, оставил жену и ребенка где-то в другом месте, пришел к матери — и та его не узнала. Шутки ради он притворился, будто ему нужна комната. Мать и сестра увидели, что у него много денег. Они молотком убили его, ограбили, а труп бросили в реку. Наутро явилась его жена и, ничего не подозревая, открыла, кто был приезжий. Мать повесилась. Сестра бросилась в колодец. Я перечитал эту историю, наверно, тысячу раз. С одной стороны, она была неправдоподобна. С другой — вполне естественна.