У Вас есть интересная цитата?
Поделитесь ею с нами!
Уложить детей спать очень просто: надо лишь дать им попить, поесть, пописать и почитать книжки, спеть колыбельную, сказать спокойной ночи, поцеловать, погладить спинку, животик, полежать с ними в кровати И УСНУТЬ НА ФИГ, РАНЬШЕ, ЧЕМ ОНИ
Надо иметь чувство собственного достоинства. Это очень важно. Теперь это называется «самооценка», но суть одна. Люди всегда стараются отнять ее у тебя. Не позволяй им. Ты должен иметь характер. Гордость.
Да нет, я не беременна. Я больна. И имя моей болезни — надежда. Это и вправду болезнь... Потому что я всегда на все и на всех надеюсь... И от этого уже стало подташнивать.
Искусство страшно тем, что каждый смертный себя считает знатоком искусства. Не лезут ведь ни в химию невежды, ни в микробиологию, ни в кварки. Мать космонавта, сдерживая слёзы, - ну максимум, что может подсказать: «Будь осторожней в космосе, сыночек » Но в живописи и в литературе специалисты все, кому не лень, все знают, как не надо, что не надо, хотя нельзя понять, что надо им.
В России нет парламента или другой ерунды в этом роде. Русские не так глупы, как мы; им было бы даже трудно представить, что могут быть дураки, подобные нам. Разумеется, и государственные люди советской России имеют не только огромное моральное превосходство над нашими, но и значительное умственное превосходство.
Почему мальчики — такие мальчики: почему им всегда надо оправдаться, почему нельзя просто извиниться?
— Вот. Вам цветы.— Зачем?— От меня Вам.— Спасибо, не надо.— Почему?— В очереди за хлебом не стоят с цветами.— А я могу Вам без очереди взять.— Давид Маркович это глупо, я же Вам все сказала, а Вы настаиваете, зачем?— Вот что Нора, вот Вам букет, и хотите метите им улицу. Вечером жду Вас перед оперным театром. Будем оперу слушать. Всё!
Иным мазохистам недостаточно того, что они сами несчастны, им надо отравить жизнь другим.
В этом и есть суть подлинной демократии - подогнал авианосцы, нанес ракетный удар, после чего собрал корреспондентов и поставил им задачу аплодировать. Учиться надо!
Прелестные дамы нам трудно бывает знать, что нам надо, ибо, как то часто видали, многие, полагая, что, разбогатев, они будут жить без заботы и опасений, не только просили о том бога молитвенно, но и настоятельно старались о приобретении, не избегая трудов и опасностей, и хотя это им и удавалось, находились-таки люди, которые из желания столь богатого наследия убивали их, а до того, прежде чем те разбогатели, они их любили и берегли их жизнь. Иные, воззойдя из низкого положения среди тысячи опасных битв, кровью братьев и друзей, к высоте царственной власти, в которой полагали высшее счастье, не только увидели и ощутили её полной забот и страхов, но и познали ценою жизни, что за царским столом в золотом кубке пьётся яд.
Даже если человек допустил какую-то ошибку в государственном деле, ее, вероятно, можно оправдать, если он сошлется на свое неумение или неопытность. Но как можно оправдать неудачу тех, кто участвовал в недавнем неожиданном событии? Господин Дзннэмон всегда говорил: «Достаточно, если воин просто отважен», и это как раз такой случай. Если человек считает, что такая неудача — унижение, самое меньшее, что он может сделать, это вспороть себе живот, предпочтя смерть позорной жизни. Жить невозможно, когда в груди становится тесно от стыда и чувства безысходности, от ощущения, что судьба отвернулась от тебя, когда в голове постоянно стучит мысль о том, что ты не можешь быть воином и что твое имя покрыто позором. Но если человеку станет жалко расставаться с жизнью, и он решит, что должен жить дальше, потому что такая смерть бесполезна, тогда в течение следующих пяти, десяти или двадцати лет его жизни на него будут показывать пальцем за его спиной, и он покроет себя бесчестьем.
Всю клятву я, конечно, не помню. Помню только, что начиналась она с благодарности Гениалиссимусу за оказанную мне честь. Как коммунистический гражданин, я должен был соблюдать строжайшую дисциплину на производстве, в быту и общественной жизни, выполнять и перевыполнять производственные задания, бороться за всемерную экономию и всеобщую утилизацию, свято хранить государственную, общественную и профессиональную тайны, тесно сотрудничать с органами государственной безопасности, сообщая им обо всех известных мне антикоммунистических заговорах, действиях, высказываниях или мыслях. Почти все предыдущее я повторял послушно, но тут остановился, посмотрел на судей. – Вы знаете, – сказал я, – это как-то не того. Я, в общем-то, доносить не умею. – Как это не умеете? – удивилась главная судья. – Вы, я слышала, даже романы писать умеете. – Ну да, – сказал я, – романы-то это что. Романы все-таки не доносы. – Что вы! – успокоила меня она. – Доносы писать гораздо проще.
– И как ты сказала тебя зовут? – Елена. – Елена. Немного скучное имя, не считаешь? Тебе надо сменить его. На что-нибудь достойное, стильное, с таким оттенком романтизма. Например, Валентайн. – А как тебя зовут? – Валентайн.
— Они с Жане и твоим дедом поехали на берег.— Им туда не добраться, если за рулем дед.— Не надо так говорить, Хави.— Он же совсем дряхлый.— Конечно, он же старый. Это естественно.— Лезет в чужие дела, торчит дома целыми днями, кому он нужен?— Когда-нибудь, быть может через много лет, но настанет день и ты так пожалеешь о том, что сейчас сказал, что возненавидишь себя.
Тогда мы заговорили о красоте и величии демократии и очень старались внушить графу правильное сознание тех преимуществ, какими мы пользуемся, обладая правом голосования ad libitum и не имея над собой короля. Наши речи его заметно заинтересовали и даже явно позабавили. Когда же мы кончили, он пояснил, что у них в Египте тоже в незапамятные времена было нечто в совершенно подобном роде. Тринадцать Египетских провинций вдруг решили, что им надо освободиться, и положили великий почин для всего человечества. Их мудрецы собрались и сочинили самую что ни на есть замечательную конституцию. Сначала все шло хорошо, только необычайно развилось хвастовство. Кончилось, однако, дело тем, что эти тринадцать провинций объединились с остальными не то пятнадцатью, не то двадцатью в одну деспотию, да такую гнусную и невыносимую, какой еще свет не видывал. Я спросил, каково было имя деспота-узурпатора. Он ответил, что, насколько помнит, имя ему было — Толпа.
Мир — пугающее место — да, он знал это, — ненадежное: что в нем вечно? Или хоть кажется таким? Скала выветривается, реки замерзают, яблоко гниет; от ножа кровь одинаково течет у черного и у белого; ученый попугай скажет больше правды, чем многие люди; и кто более одинок — ястреб или червь? Цветок расцветет и ссохнется, пожухнет, как зелень, над которой он поднялся, и старик становится похож на старую деву, а у жены его отрастают усы; миг за мигом, за переменой перемена, как люльки в чертовом колесе. Трава и любовь всего зеленее; а помнишь Маленькую Трехглазку? Ты к ней с любовью, и яблоки спеют золотом; любовь побеждает Снежную королеву, с нею имя узнают — будь то Румпельштильцхен или просто Джоул Нокс: вот что постоянно.
Есть ещё люди, которых надо привязать к стульям и забить молотками. Люди, которые одевают визоры (кепка без верха, козырёк и держатель). Позвольте у вас кое-что спросить. Какой ??? смысл одевать пол-шляпы? Либо носи шляпу, либо нет. Никто не заинтересован в твоей макушке. Иди назад в магазин и скажи им отдать тебе остальную часть кепки. Они тебя обманули. Или, как вариант, достань себе одну из этих маленьких еврейских шапочек и пришей к своему визору. Потом достань себе нормальную, ???ь, шляпу. The end.
Опыт давно уже приучил народ быть благодарным своим правителям за то, что они ему не причинили всего того зла, какое они могли ему причинить, и обожать своих правителей, когда народ им не ненавистен. Глупец, которому повинуются, может, как и всякий другой, карать преступления - настоящий государственный деятель умеет их предупреждать; он утверждает свою достойную уважения власть не столько над поступками, сколько, в большей ещё мере, над волею людей.
Нехорошо, когда мы слишком вольны, - Опасно то; взгляни на целый свет: В земле, в воде и в небе воли нет, Ведь самки рыб, крылатых птиц, зверей - Все в подчиненье у самцов — мужей. Мужчины же над миром господа: Покорны им и суша и вода. Они наделены умом, душой, Каких ведь нет у твари ни одной. Их право — всем в семье распоряжаться, А долг жены — всегда повиноваться.
Удачные моменты надо уметь ловить и пользоваться ими.
Французы мне всегда нравились, а испанцы - никогда; у французов в манерах есть что-то такое приветливое, такое обязательное, что влечет к ним, как к давно знакомым; а у испанцев - какая-то гордость некстати, сообщающая им что-то отталкивающее и не располагающая в их пользу. Это не мешает тому, что французы неоднократно меня надували; испанцы же - никогда. Не надо верить собственному вкусу.
Если ты меньше ростом — это твое преимущество. Если ты выше — это опять преимущество. Надо только уметь им воспользоваться.
Женщины вообще ужасно завистливы. Вне зависимости от возраста. Смотреть тошно. Увидят красивую девочку — обязательно надо тут же сказать про нее гадость. Это так грустно и обидно. Только лишний раз говорит о женской самооценке. Женщины настолько не уверены в себе и недовольны всем своим существованием, что просто на дух не переносят, когда кому-нибудь лучше, чем им. Именно поэтому большинство моих друзей — мужчины.
Любая идея, если слишком долго с ней жить, приобретает власть над человеком. В какой-то момент она начинает управлять им, а не наоборот.
Люди отлично чувствуют страх, даже самый умело маскируемый, и стоит им понять, что ты их боишься, они мгновенно осознают, что имеют над тобой власть.
Лучшие Цитаты про надю имя подобрал Цитатикс. Собрали их 638 штук, они точно увлекательные. Читайте, делитесь и ставьте лайки!
У старости есть одно неоспоримое преимущество: не нужно бояться смерти в расцвете лет.
