Популярные Цитаты про минуты

 — Ну а теперь расскажи о своем самом ужасном детском воспоминании. Если, конечно, твое детство уже закончилось. — Ой, — курсантка округлила глаза. — Это было ужасно! Мне было пять лет. Ох, я не могу… До сих пор с дрожью вспоминаю! — Так так, — подбодрил ее инструктор. — Продолжай. — Родители отвезли меня с сестрой на лето к бабушке… — Ага, — Георг взялся за ручку, — так и запишем: Самое страшное — бабушка. — Нет, бабушка хорошая. Бабушка дала мне посмотреть старую фотографию дедушки… — Значит, — инструктор зачеркнул предыдущую запись, — пишем: Самое страшное — дедушкина фотография. — Да нет же! Дедушка там был красивый. В военной форме. Бабушка сказала, что это лучшая дедушкина фотография. А я эту фотографию через пять минут потеряла. Вот это был ужас! Я так плакала! 

— «Кто мы? Зачем мы здесь? Найдя ответ, это стало бы высшим триумфом нашего разума, мы бы узнали замысел Господа.» — Ты серьезно? — Да, разумеется. — Так ты признаешь Господа? — Однако... — Однако... Что? Ты хочешь лишить меня радости этой минуты? — Наслаждайся.

Часто, когда умирающий испускает последний вздох или когда происходит землетрясение, люди невольно смотрят на часы. У меня в тот момент было такое же состояние. Эра Тайсё, год такой-то, ноября такого-то, тридцать шесть минут первого… — в этот день, в этот час я расстался с Наоми. Нить, связующая нас, порвалась, быть может, навсегда…

 Она выбросила из головы всё, что относилось к её собственной жизни, освобождая место для него. Впрочем, он и без того занимал в ее мыслях прочное место; у неё и часа не проходило, чтобы она не спросила себя, что он сейчас делает, как чувствует себя в эту минуту. А уж при свиданиях с ним для неё вообще всё, кроме него, переставало существовать. Теперь же, когда его жизнь перестала топтаться на одном месте и снова пришла в движение, её внимание будет ему еще нужнее. 

  — Такое чувство, что тебя не волнует ни наша пара, ни то, сколько месяцев мы уже вместе! — Давай посмотрим. Мы вместе уже четыре месяца, десять дней, семь часов и тридцать три минуты. Но я могу ошибаться, это же для меня так неважно, да? 

Как-то Элис... заметила, что никогда не следует бояться проявить слишком сильную привязанность к детям. Мне вспомнились ее слова: «Настоящей любовью ребенка не испортишь. Когда у тебя будут дети, люби их, всегда люби. Запомни это: люби их всегда, каждую минуту». И еще она говорила, что те, кто сейчас, в наших условиях, толкуют о вреде чрезмерного любовного отношения к детям, напоминают ей лекторов, проповедующих борьбу с ожирением в период повального голода.

Танец это маленькая модель жизни в несколько минут, со своими эмоциями и переживаниями.

 Каждая минута с тобой украдена у вечности. Ничто не сможет лишить меня её. Заставь двигаться мир, Лорэн, твой мир. 

 Натянутая пружина верности может ослабеть в любой миг. Какой бы крепкой ни была. Тогда мостик любви через реку времени разрушится, отколовшиеся камни былой веры унесет потоком. Туда, где любовь сменяется отчаянием… Любящие сердца выдержат разлуку только с помощью веры. Вера – это яркая картинка в мыслях. Каждую минуту ее надо представлять перед глазами. И верить душой. Лишь так можно дождаться, увидеть тот самый парусник на горизонте… 

Правила и законы существуют не для тех минут, когда нет искушения, они как раз для таких, как сейчас, когда душа и тело бунтуют против их суровости.

 Она соскользнула с кресла, прильнула к Ральфу, головой к мокрой, хоть выжми, рубашке, и закрыла глаза; наперекор боли и горю она была счастлива, — пусть бы эта минута длилась вечно! Он приехал, все-таки есть у нее власть над ним, все-таки она победила. 

Дед и бабка так сильно поссорились, что бабка решила не разговаривать с мужем. На следующий день дед полностью забыл о размолвке, но бабка продолжала обижаться и молчать. Как дед ни старался, ему не удавалось вывести бабку из гнетущего состояния. В конце концов он начал рыскать по шкафам и ящикам. После того, как это продолжалось несколько минут, бабка не выдержала: — Что там ищешь, старый дурень? — сердито спросила она. — Слава Богу, нашёл! — хитро улыбнулся дед. — Твой голос!