Цитаты про место

Иногда лучшее место, откуда нужно стартовать — это начало.

Никт был рад, что додумался прийти к Поэту. Кто тебя образумит, если не поэт. Да, кстати… — Мистер Трот… Расскажите мне о мести. — О, это блюдо подается холодным. Не мсти в пылу негодования! Мудрее дождаться подходящего часа. Один бумагомаратель по фамилии О'Лири — к слову, ирландец. — возымел наглость написать о моем первом скромном сборнике стихов «Прелестный букетик в петлицу истинного джентльмена», что это никчемные вирши, лишенные всякой художественной ценности, и что бумагу, на которой они написаны, лучше было употребить на… нет, не могу произнести такого вслух! Скажу лишь, что заявление его было чрезвычайно вульгарным. — И вы ему отомстили? — с любопытством спросил Никт. — Ему и всему его ядовитому племени. О да, юный Оуэнс, я отомстил, и месть моя была ужасна. Я напечатал письмо и наклеил на двери лондонских публичных домов, в которые нередко наведывались щелкоперы вроде этого О'Лири.

Благодаря тому, что сегодня теория относительности удовлетворяет вкусам читателей, в Германии меня называют немецким учёным, а для Англии я являюсь швейцарским евреем. Если же дойдёт до моего очернения, то характеристики поменяются местами, и для Германии я стану швейцарским евреем, а для Англии — немецким учёным.

– Это вот – влюбиться, – он пальцем берет «Нутеллу» со своего блинчика и кладет солидную каплю мне на запястье. Горячая и жидкая, она начинает течь по моей липкой руке, но Уиллем, облизнув палец, снимает ее и съедает. И все так быстро, как ящер, заглотивший муху. – А вот это – любить, – он берет другую мою руку, на которой часы, и поднимает их, пока не находит, что искал. Он снова облизывает палец и принимается тереть мое родимое пятно, с силой, словно пытается его удалить. – Любовь – это родимое пятно? – шучу я, убирая руку. Но голос чуть дрожит, а то место, которого коснулся его влажный палец, как-то странно жжет. – Это нечто такое, что навсегда, что не уберешь, как бы ни хотелось. – Ты сравниваешь любовь с… пятном? – Именно.

Любовь и месть трудно уживаются друг с другом.

Перегрузить меня работой невозможно: набирать её стало моей страстью. Мои кабинет так набит работой, что в нём не осталось ни дюйма свободного места. Придётся пристроить к дому новое крыло. К тому же я обращаюсь со своей работой очень бережно. В самом деле: иная работа лежит у меня годами, а я даже пальцем до неё не дотронулся. И я горжусь своей работой; то и дело перекладываю её с места на место и стираю с неё пыль. Нет человека, у которого работа была бы в большей сохранности, чем у меня. Но хотя я и пылаю страстью к работе, справедливость мне ещё дороже. Я не прошу больше, чем мне причитается. А она валится на меня, хоть я и не прошу, - так, по крайней мере, мне кажется, - и это меня убивает.

Ужасно, когда женщина занимает так много места в жизни.

Число «13» несчастливое. Поэтому, если вам дали тринадцатую каюту на теплоходе или тринадцатое место в вагоне, ведите себя так, чтобы о вас потом все вспоминали с содроганием.

И они пошли наудачу, бесцельно… просто затем, чтобы идти, не сидеть на месте, — ведь больше они ничего не могли сделать. Вскоре надежда как будто опять воскресла в их сердцах — не потому, что для этого была какая-нибудь причина, а потому, что таково уж свойство надежды: она возрождается снова и снова, пока человек ещё молод и не привык терпеть неудачи.

Дом нужен всякому человеку; другое дело, что глубинные мотивации у нас, квартиросъемщиков, разные. Кому-то дом нужен для того, чтобы туда возвращаться, кому-то – чтобы было куда приводить других людей, кому-то требуется место, которое можно обустраивать по-своему вкусу и разумению, а кому-то – запереться на полдюжины замков и вздохнуть с облегчением: «Уж теперь-то наверняка доживу до утра». А мне дом нужен для того, чтобы было откуда уходить. Диковинная придурь, не спорю.

Чтобы полнее всего раскрыть для себя фильм, посмотрите его от начала и до конца в каком-нибудь спокойном месте, желательно на большом экране и с хорошей акустикой. Только так и можно проникнуть в другой мир и обрести новый опыт.