У Вас есть интересная цитата?
Поделитесь ею с нами!
Молчаливый слуга, провожавший молодого человека к спальне умирающего, настолько слабо освещал путь своему хозяину, что смерть, найдя себе помощников в стуже, безмолвии и мраке, а может быть, и в упадке сил после опьянения, успела навеять на душу расточителя некоторые размышления: вся его жизнь возникла перед ним, и он стал задумчив, как подсудимый, которого ведут в трибунал.
После того, как он потерял свою семью и друзей, он все же выбрал «жизнь». Не для мести, не потому что он боялся смерти... — Почему ты хочешь жить? — Потому что Хамаджи плачет. Если я и Соцке умрем, Хамаджи останется совсем одна. Она моя драгоценная сестренка. Так что...
А в этот раз я уже не испугалась. Напротив, отчетливо поняла: вот он, метод. Лечь на землю, обнять тело и умереть вместе с ним. Очень честно пройти вдвоем по пути смерти. И потом, когда твоя жизнь окажется сильнее, встать и уйти. Но сначала необходимо умереть с человеком или со своей любовью к нему (если не все так фатально). Чтобы показать силу своей любви? Точнее, свое намерение быть вместе. И чтобы освободиться, потому что после того, как ты все-таки не умрешь, остается только начать новую жизнь.
Чтобы родиться заново, нужно умереть, а умирать страшно. Да и кто знает, будет ли после смерти новое рождение? Что там - пустота или новая жизнь? Неизвестно. И вот уже человек боится, цепляется за свою жизнь, за свою самостоятельность, за своё «эго». А в результате действительно умирает. Как в сказке про Конька-Горбунка: царь испугался прыгать в котлы, послал Ивана. Иван переродился, а царь сварился.
— Верите ли вы, что существует жизнь после смерти? — В то, что там что-то есть, я верю — не может все бесследно исчезнуть. Но в материальное продолжение своей жизни в нашем человеческом понимании не верю. Там, вероятно, происходит нечто совсем другое, непостижимое для нас.
Бронзовые памятники после смерти, слабая компенсация за золото не полученное при жизни.
Страх, вера, любовь - явления, определяющие ход наших жизней. Эти силы начинают действовать до нашего рождения и продолжают после смерти.
На мой взгляд, нет ничего более отвратительного, чем благотворительность на показ. Я не верю всевозможным союзам и фондам, хвастающимся на каждом углу своей замечательной работой. Сколько существует в этом мире всевозможных организаций, номинально помогающим, скажем, престарелым и больным людям искусства? Да им нет числа. И при этом народные любимцы умирают в нищете и забвении. Только после их кончины, из на удивление быстро снятого телевизионного фильма мы узнаём о том, что свои последние дни они провели в одиночестве и без куска хлеба. Не знаю, как кому, а мне всегда становится страшно от этих фильмов. Страшно и больно. Как человек близкий к кино и телевидению, я понимаю, что эти репортажи никак не могут быть сняты, смонтированы и подготовлены к показу за один день. Значит, они делаются заранее — и кладутся на полку в ожидании своего часа.
Жизнь после смерти – это детский сундук с забытыми игрушками.
Жить после смерти, в сердцах людей... Когда есть надежда на такую жизнь, страх смерти ослабевает. Впрочем, это всего лишь утешение.
С точки зрения истории, какое значение имеют наши жизни? Истинное мерило их важности не то сколько людей будут помнить нас после смерти, а то сколько жизней мы изменили.
Человек из того же отряда, что и Агора Гэндзаэмон, совершил какой-то бесчестный поступок, и поэтому предводитель отряда дал ему записку, в которой содержался его смертный приговор, и велел отнести ее Гэндзаэмону. Гэндзаэмон внимательно прочитал записку и затем сказал этому человеку: «Здесь говорится, что я должен убить тебя, поэтому я покончу с тобой на восточном берегу. Раньше ты практиковался в фехтовании на мечах... Теперь тебе понадобится все твое умение». Человек ответил: «Я поступлю так. как вы скажете», и они вдвоем вышли из дома. Они пошли вдоль края рва, но не успели сделать и пятнадцати шагов, когда кто-то из слуг Гэндзаэмона окликнул его с противоположной стороны. Когда Гэндзаэмон начал поворачиваться, приговоренный человек напал на него с мечом в руке. Гэндзаэмон быстро отступил назад, выхватил меч и зарубил этого человека. Затем он возвратился домой. Он снял с себя одежду, спрятал ее в сундук и запер на ключ. До конца своей жизни он никогда никому ее не показывал.
... Кажется, он впервые понял, почему говорится, что жизнь есть сон; когда долго живешь, события твоей жизни, как образы сна, невозможно никому пересказать, потому что они никому не интересны. Да и сами люди после смерти становятся для того, кто их пережил, персонажами сновидений; их образы в твоей душе блекнут, забываются, как сны, которые были так убедительно жизненны, но которые никто не хочет слушать.
Давайте веселиться! Жизнь скоро кончится, а после нашей смерти людей не будет интересовать, было нам весело или грустно.
Смысл надгробного памятника: Прости, что при жизни мы не дали тебе хлеба, зато после смерти мы дали тебе камень.
Чувствую огонь сквозь бетонные пласты; Тем, кто жизнью горел, после смерти не остыть!
В молчании - слово, А свет лишь во тьме. И жизнь после смерти Проносится быстро, Как ястреб, что мчится По сини небесной Пустынной, бескрайней…
Вера в Бога это не вопрос здравого смысла, логики или аргумента, а - чувства. Доказать существование Бога столь же невозможно, сколь и опровергнуть его. Я не верю в Бога. Не вижу необходимости в такой идее. Я не верю в загробную жизнь. Понятие грядущего наказания я нахожу бесчеловечным, а грядущего вознаграждения - нелепым. Я убежден, что после смерти я вообще прекращу существование, я вернусь в землю, из которой вышел. Однако я могу представить себе, что когда-нибудь в будущем я смогу поверить в Бога, но это будет, как и сейчас, когда я в него не верю, вопросом не рассуждений и наблюдений, а только чувств. Доказательства, приводящиеся в подтверждение истинности одной религии, стоят столько же, что и доказательства, приводимые в подтверждение истинности другой. Интересно, почему христиане не задумываются над тем, что родись они в Марокко.
Кто знает, может, жизнь дана нам в наказание за те преступления, которые мы совершили где-нибудь в ином мире? Быть может, наша жизнь и есть ад и церковники ошибаются, суля нам после смерти адские муки.
Поставить памятник при жизни — словно сказать, что после смерти человека все-таки забудут.
Вся наша жизнь это большой опыт, вод только воспользоваться им после смерти нельзя.
Он хотел стать буддой и стал, только не при жизни, а после смерти. Так оно ещё лучше. Ибо смерть должна быть ступенькой вверх, а не топтанием на месте. Если ты уже стал буддой, то куда после этого подниматься?
— Поисками внеземных цивилизаций человечество занято не первый век. А что мы там ищем? Нам эти цивилизации зачем? — Как зачем?! Для того, чтобы самим себе объяснить смысл своего существования. Что с нами будет после смерти? Кто такой Бог? Что это за звёзды над нами? Что такое бесконечность? Что значит время, которое никогда не кончается? Мы как-то разговаривали с писателем Андреем Битовым, и он сказал потрясающую фразу: «Для меня стопроцентным подтверждением существования Бога является то, что на тему смерти поставлено табу». Кто-то его в самом деле нам поставил, это табу. Мы не знаем, что будет Там. Хотя мы знаем, кажется, уже всё — наука раскрывает тайну за тайной. Поэтому страсть человечества узнать, что происходит там, на других планетах, — это попытка заглянуть в своё будущее. И попытка выяснить: ты вообще что-то значишь на этой Земле? Твоя жизнь — она для чего-то предназначена или это просто вспышка, никем не замеченная? Прошла и прошла... К тому же космос — это так красиво!
Я твердо верю в жизнь после смерти. Но я уже не так уверена насчет жизни до смерти.
— Всё шутите?— Давно бросил. Врачи запрещают.— С каких это пор вы стали ходить по врачам?— Сразу после смерти — Говорят ведь юмор — он полезный, шутка, мол, жизнь продлевает.— Не всем. Тем, кто смеется, — продлевает. Тому, кто острит, — укорачивает. Вот так вот.
Старые Цитаты про жизнь после смерти подобрал Цитатикс. Собрали их 139 штук, они точно увлекательные. Читайте, делитесь и ставьте лайки!
Если какую-то из наших способностей можно счесть поразительней остальных, я назвала бы память. В её могуществе, провалах, изменчивости есть, по-моему, что-то куда более откровенно непостижимое, чем в любом из прочих наших даров.
