У Вас есть интересная цитата?
Поделитесь ею с нами!
Лишь я ее увидел, Я отчий дом забыл И все возненавидел, Что некогда любил. Я не пашу, не сею И не пасу овец, Я только брежу ею, И скоро мне конец. Себя грызу, терзаю, Её кляну в сердцах, Чье имя вырезаю В лесу на деревцах.
А ночью, когда я, вернувшись домой, ложусь спать и в потемках спрашиваю себя, отчего же это в самом деле мне так мучительно скучно, в груди моей беспокойно поворачивается какая-то тяжесть, — и я припоминаю, как неделю тому назад в одном доме, когда я стал спрашивать, что мне делать от скуки, какой-то незнакомый господин, очевидно не москвич, вдруг повернулся ко мне и сказал раздраженно: — Ах, возьмите вы кусок телефонной проволоки и повесьтесь вы на первом попавшемся телеграфном столбе! Больше вам ничего не остается делать!
Где мой дом из песка недостроенный? Он, наверное, не выдержал ветра. Отчего так бессильны порою мы Перед целью своей в сантиметре?…
Но даже столь мрачные мысли не способны объяснить, отчего мою душу терзает невыносимое чувство утраты. Я оказался в полной изоляции, а ведь я так мечтал о собственном, законном, крошечном месте в этом мире! Но признаюсь тебе, отец мой: даже до того, что случилось в последнее время, я никогда не чувствовал себя одним из них. Я никогда не чувствовал, что это мой дом, хоть и родился здесь. Я всегда был отдален от остальных чем-то большим, чем призвание священника.
Осенние размышления с промокшими ногами на голодный желудок.Отчего же ты, сердце, сжимаешься?С придыханием стонет душа,По церквушкам шатаешься, каешься,Да плетешься домой не спеша...Почему же опять затоскливилось?Налетела осенняя грусть,Улыбнулась - видать посчастливилось,Отвечать за себя не берусь.По разлившимся лужам озерамиБитый час, погруженный в себя,Я бреду, словно в цепи закованный,Зек этапом идет в лагеря.Городов давит серость панельнаяИ промозглость стеклянных витрин,Убивает дождливость шрапнельнаяИ окатит дерьмом лимузин.День угас, загораются звездамиОкна граждан родимой страны.Их квартиры для них стали гнездамиНа подобие чей-то норы...Вот в такое "уютное гнездышко"После серого, трудного дняЯ несу свои дряблые ребрышкиВесь в раздумьях судьбину кляня.
— Мне всегда задают три вопроса: почему я армии, сколько мне лет и отчего у меня волосы на груди окрасились. Начну с последнего: волосы у меня на груди окрасились, потому что я пролил на них ракетный окислитель. Лет мне двадцать девять, скоро юбилей. А в армии я потому, что меня жена с тёщей хотели в сумасшедший дом отдать — за убеждения. … Видишь суслика? — Нет. — И я не вижу. А он есть!
Когда уходит любовь, когда умирают львы И засыхают все аленькие цветки Блудные космонавты возвращаются в отчий дом - Она приходит сюда и ест клубнику со льдом.
Каждый должен вырасти и покинуть отчий дом. Об этом не стоит жалеть.
ГрехопадениеВ тот час, когда Адам отвёл глаза от Бога,И спряталась в кустах от мужа Ева,Закрылись двери, повела дорогаЛюдей все дальше от Святого Древа.И на дороге этой - пыль и щебень,Глаза слезятся, кровоточат ноги,Томят воспоминания о небе,А думы о грядущем так убоги.И мучит ум сухая приземлённость,Песком колючим мысли обдавая,И тает в сердце первая влюблённость,Подобие и образ забывая.Глаза в глаза - как прежде - невозможно,От пустоты внутри себя тревожась,Он - думает о вечном осторожно,От холода сомнений зябко ёжась.Она - страдает с сердцем, полным кровью,От холода разбитых отношений,В глазах ее тоска и боль с любовьюВ часы вечерних жертвоприношений.И их потомки так же прячут лица,Взгляд отводя - бессмысленный и сонный,Но темными ночами всё им снитсяИх отчий дом, их рай неосквернённый.
Из прошлого...оттуда...Зачем с обугленным нутром...От времени..в броне,Стучусь я сердцем в отчий домЛишь..в черно-белом сне?..Туда,где живы мать с отцом...Дым горький из трубыВдыхаю сладко детским ртом..Где на крыльце грибы...Где сена дивный аромат,И молока парнОго...Где самодельный самокатИз дерева сырого...Где батя мой лопатой "в штык"На глубину копает,А я--отличник и мужик,Который понимает,Как рыть картошку,сено "стричь",И в дом "тепло давать"...Трудом мне дали все постичьМои отец и мать...А я на лыжах по лыжнеОпять кругИ мотаю..А пригодится это мне?-Пока еще не знаю.Девчонки первой поутруЯ слезы вытираю,Да,я вернусь,как отслужу..Когда вернусь?-Не знаю...А за околицей,холмАми,Да на дороге "наизнанку"Лежит отец мой рядом с мамой-Водитель...санитарка..Гранита глыбы в их ногах-"Березки русской".."Дуба"...Я просыпаюсь..весь в слезахИз прошлого...оттуда...
Сна нет, и смерти тоже нет. Те, кто как будто умер, живи. И отчий дом, И други юности далекой, Старик и дева, Упорный труд и все его плоди Обречены исчезнуть, Превратясь в легенду.
Где мой дом из песка недостроенный? Он, наверное, не выдержал ветра. Отчего так бессильны порою мы Перед целью своей в сантиметре?
Когда приходит время перемен в жизни, когда прежнее уже ушло, а новое еще не появилось, лучшее пристанище — отчий дом. И неважно, сколько тебе лет. — Софи Кинселла. Девушка и призрак.
Когда приходит время перемен в жизни, когда прежнее уже ушло, а новое еще не появилось, лучшее пристанище — отчий дом. И неважно, сколько тебе лет
Мы живем в эпоху дилетантов: я сужу об этом исходя из того, как у нас руководят на самых высоких постах, отчего замерзают районы и проваливаются дома. Кинематограф — не исключение.
Поскольку моему другу предстояло вскоре покинуть отчий дом, он, вероятно, не просто слушал игру на писанино, а мысленно прощался с утомительным, временами несносным, но таким красивым образом жизни, который называется «повседневностью».
По мнению Тайлера, если Бог обращает на тебя внимание, потому что ты ведешь себя плохо, то это все же лучше, чем если ему вообще на тебя наплевать. Возможно, потому что Божья ненависть все же лучше Божьего безразличия. Если у тебя есть выбор – стать врагом Бога или стать ничтожеством, — что выберешь ты? По мнению Тайлера Дердена мы – нежеланные дети Божьи. Для нас в истории не оставлено места. Если мы не привлечем к себе внимания Бога, то у нас нет надежды ни на вечное проклятие, ни на искупление грехов. Что хуже: ад или ничто? Мы можем обрести спасение, только если нас поймают и накажут. — Сожги Лувр, — повторяет механик, — и подотрись Моной Лизой. Так, по крайней мере, Бог будет знать твое имя. Чем ниже падешь, тем выше взлетишь. Чем дальше уйдешь от Бога, тем больше он будет желать, чтобы ты вернулся. — Если бы блудный сын никогда не вернулся в отчий дом, — говорит автомеханик, — тучный телец был бы все еще жив.
Посвящается КолючкеНет у жизни конца, нет началаУмирая, рождаясь мы новые ищем путиА душа как корабль у причалаОтдает, собирает творенья свои.Нет, душа никогда не стареетИ не может она тенью статьС каждой жизнью она молодеетИ светлеет она и мудреет,Чтобы страждущим путь освещать.Пусть горит твоей жизни лампадаСогревает любовью сердцаКаждый шаг, каждый миг есть наградаПотому что ты часть и творенье Отца.Все мы странники этой ВселеннойВсе вернуться спешим в отчий домИ настанет для нас день последнийКогда чашу наполним огнем.//Ответ на ответ
А ночью, когда я, вернувшись домой, ложусь спать и в потемках спрашиваю себя, отчего же это в самом деле мне так мучительно скучно, в груди моей беспокойно поворачивается какая-то тяжесть, — и я припоминаю, как неделю тому назад в одном доме, когда я стал спрашивать, что мне делать от скуки, какой-то незнакомый господин, очевидно не москвич, вдруг повернулся ко мне и сказал раздраженно: — Ах, возьмите вы кусок телефонной проволоки и повесьтесь вы на первом попавшемся телеграфном столбе! Больше вам ничего не остается делать!
Вернись к нам, западный ветер, переполненный криком птиц, Вернись, чтоб высушить слёзы, что застыли в ямах глазниц. Повей нам из дальней дали, из-за древних бурых холмов, Принеся дыханье апреля и густой аромат цветов. Он из мест, где уставшим сердцем суждено обрести покой, Где от яблок склонились ветки и воздух пьянит, как настой, Где зелёной травы прохлада так и тянет прилечь на ней, Где напевы дрозда, как флейта, раздаются среди ветвей. «Скажи, разве ты не вернёшься домой, в свой брошенный край, Где приходит на смену апрелю в белоснежных одеждах май, Где такое щедрое солнце, тёплый дождь и весёлый гром? Ответь, разве ты не вернёшься в свой когда-то забытый дом? Только здесь ты сможешь увидеть, как крольчата снуют в траве, Как плывут облаков караваны в неоглядной небес синеве, И почувствовать в сердце песню и кипящую в жилах кровь, И понять, диких пчёл услышав, что весна к нам вернулась вновь.
Поскольку моему другу предстояло вскоре покинуть отчий дом, он, вероятно, не просто слушал игру на писанино, а мысленно прощался с утомительным, временами несносным, но таким красивым образом жизни, который называется повседневностью.
Каждый должен вырасти и покинуть отчий дом. Об этом не стоит жалеть.
Люди, точно псы, почувствовавшие добычу, забывшие о заповедях, законах и правилах, подчиняясь общей звериной воле, одуревшие от крови, смерти и вседозволенности, крушили все что попадалось им под руку. Выламывали двери в лавки и жилые дома, убивали тех, кто был не с ними или не похож на них. Жадная цепь голодных муравьев, готовых сожрать и переварить любого, а к утру, когда безумие схлынет и толпа распадется на отдельных детей божьих, забыть о совершенном, замолить грех и убедить себя, да и других, что это все делали не они. Что им пришлось так поступить, чтобы не выделяться среди остальных Завтра они будут рыдать над обезображенными трупами, удивляться, отчего же вдруг умер сосед, отводить взгляды от младенцев с расколотыми головами, в потрясении ходить среди пожарищ и разрушенных зданий. Не понимать, почему оправившиеся власти хватают каждого третьего, колесуют, четвертуют и вешают на столбах. Ведь это же не они. Никто их них не хотел ничего такого.
Раз! О, внемли, друг! Два! Что полночь тихо скажет вдруг? Три! Глубокий сон сморил меня, — Четыре! Из сна теперь очнулась я: Пять! Мир — так глубок, Шесть! Как день помыслить бы не смог. Семь! Мир — это скорбь до всех глубин, — Восемь! Но радость глубже бьёт ключом! Девять! Скорбь шепчет: сгинь! Десять! А радость рвётся в отчий дом, — Одиннадцать! В свой кровный, вековечный дом! Двенадцать!
А ночью, когда я, вернувшись домой, ложусь спать и в потемках спрашиваю себя, отчего же это в самом деле мне так мучительно скучно, в груди моей беспокойно поворачивается какая-то тяжесть, — и я припоминаю, как неделю тому назад в одном доме, когда я стал спрашивать, что мне делать от скуки, какой-то незнакомый господин, очевидно не москвич, вдруг повернулся ко мне и сказал раздраженно: — Ах, возьмите вы кусок телефонной проволоки и повесьтесь вы на первом попавшемся телеграфном столбе! Больше вам ничего не остается делать!
Лучшие Цитаты про отчий дом подобрал Цитатикс. Собрали их 28 штук, они точно увлекательные. Читайте, делитесь и ставьте лайки!
За тщеславием по пятам всегда следует разорение и позор.
