У Вас есть интересная цитата?
Поделитесь ею с нами!
Излагать истину некоторым людям — это всё равно, что направить луч света в совиное гнездо. Свет только попортит совам глаза, и они поднимут крик. Если бы люди были невежественны только потому, что ничему не учились, то их, пожалуй, ещё можно было просветить; но нет, в их ослеплении есть система… Можно образумить человека, который заблуждается невольно; но с какой стороны атаковать того, кто стоит на страже против здравого смысла?
— Всего пять лет прошло — а сколько забыто? — Ничего не забыто. Погребено под более новой информацией, но по-прежнему живо. — Одно и то же, дайвер, суть не меняется.
Раньше я расстраивался, когда слышал о себе небылицы, начинал обьяснять, а сейчас я не объясняю, но возникает какая-то боль. Никогда я этого вслух не высказываю, но обиды бередят сердце, ранят. Я теряюсь, когда на меня нападает какая-то сила, против которой я не могу ничего сделать. И все же поверь, проходит несколько дней, и я забываю обиду, и по-новому начинается жизнь.
В любви скорбь заразительна, и если любовник, испытывающий душевную боль, не сумел ее скрыть, она тотчас передается возлюбленной, даже если он ничего ей не объяснит.
Когда мне было 19, я пыталась стать первой женщиной, которая переплыла Ла-Манш. Но знаешь, течение в тот день было таким сильным, что с каждым гребком вперёд меня отбрасывало на два назад. Я пробыла в воде 32 часа. А когда я была в двух милях от Кале, пошёл дождь. Я не могла плыть дальше и остановилась. Просто остановилась. Все спрашивали меня, попытаюсь ли я снова. Но я не стала. После этого я ничего уже не делала со своей жизнью.
Съесть врага живьем — это еще ничего, труднее не оставить за ним последнее слово.
А то ить мы, знаешь, как? Пока под сердце не кольнет - ходим и округ себя ничего не видим…
— Вот что, соколы ясные! — Мишка мрачно оглядел братьев. — Ничего у вас с этими деревяшками не выйдет! Ими только в жопе ковырять в безлунную ночь. — Почему в безлунную? — тут же поинтересовался Кузька. Из двух братьев-близнецов, он был более шустрым, безалаберным и, как слышал Мишка, более восприимчивым к обучению. Вот и сейчас, Дёмка молчал, а Кузьке почему-то понадобилось знать: почему именно в безлунную ночь надо предаваться столь странному занятию. — Чтобы не увидел никто, и со смеху не помер. — Просветил Мишка Кузьму.
Меня похоронили. Меня уже давно похоронили. Ты ходил ко мне каждую неделю. Ты всегда стучал в могилу, и я выходила оттуда. Глаза у меня были полны земли. Ты говорил: Ты же так ничего не видишь — и вынимал из глаз землю. А я тебе говорила: Я все равно не вижу. У меня ведь вместо глаз дыры.
— Когда ты всерьёз займёшься моим здоровьем? — Ну когда ты всерьёз будешь болен. Орнифль, давай отложим всё это до агонии. Шутка! У тебя же ничего нет, ты абсолютно здоров!
Многие считают, что жить над моргом жутковато, но наш дом ничем не отличался от других. Да, конечно, у нас в подвале лежали трупы, но у нас была и часовня, так что баланс соблюдался.
Нет ничего лучше, чем ясное, солнечное весеннее утро в старом центре Ехо… и нет ничего хуже, чем ясное, солнечное утро в любое время года и в любой точке вселенной — в том случае, если вам не дали выспаться.
Какая разница судеб в наши дни — Толстого и Достоевского... Оба шли долго параллельно при своей жизни, оба являясь одинаково возродителями «религиозных настроений» в нашем обществе, в эпоху, казалось, совершенно атеистическую, совершенно позитивистскую, окрашенную социалистическими цветами, отливами и переливами. Теперь только можно спросить: да отчего два эти писателя, «равно окрашенные в религиозную окраску», — разошлись? На чём они разошлись? Теперь это ясно: один евангелик, «в чертковском духе», — скучный, томительный сектант, с узеньким кругозором, ничего решительно из предстоявших и вот разразившихся в 1914-1918 годах событий не предвидевший. Другой был апокалиптик, с страшным, с пугающим горизонтом зрения, который все эти события, и с внешней их стороны, и с внутренней, предсказал или точнее воспредчувствовал с поразительною ясностью, тревогою, страхом, но и с надеждами...
Нельзя в душе лелеять мщенье, Вражду и ревность без конца; Ничье не выдержит терпенье. Поверьте, признак мудреца – Великодушное забвенье.
Если на кого-то не можешь положиться-тебе ничего не остаётся как на него положить.
– Ты с этим парнем еще наплачешься, – предупредил я.– Знаю, – сказал он. – Я знаю. Просто хочется, чтобы он полюбил этот мир. Хоть немного. Насколько это будет в моих силах.Может, это было жестоко, потому что он уже ничего не мог изменить, даже если бы захотел, но я сказал:– Он полюбит тебя. Только тебя. И ты для него будешь весь чертов мир.
Меланхолия от того, что тебя поняли, — ничего тяжелее для писателя нет.
Отлично помню времена развала СССР, когда героические агитки стали переосмысляться для оздоровления национального менталитета. Было много здравого, хорошо работал скепсис. Ключевой посыл: партийные рабы – глупый зазомбированный пипл, который угробил все свое здоровье на херню, на чужую дурь, на гордую позу. Пафосный героизм вреден. Надо ценить и любить себя, свое здоровье, земные радости, думать головой, потому что инвалид в 20 лет никому не нужен, в первую очередь своей стране. Я смотрю на мою так сказать страну и понимаю, что ей не только инвалиды не нужны – еще более ей не нужны здоровые жрущие, ***ливые и пьющие кадры, которые отлично научились требовать себе «побольше жизни», но совершенно разучились оплачивать это хоть каким-то манером. Потому что перед ними нет ничего, что ценнее их собственного комфорта.
-Может, сходим в кино? br-Не стоит, все равно ничего не увижу. br-Почему? br-Я же закрываю глаза, когда целуюсь.brbrРинат Валиуллин Где валяются
Просто швырнуть все об стенку. Замереть. И ничего не делать. Не думать. Потеряться. Растеряться. Задохнуться. Слишком стало спокойно. Слишком тихо оно стучит. Наплевать на круги Те, что обвивают существование людей. Не хочу говорить. Хочу молчать, укутаться в тишину и внутри проесть все до последней голодной клетки. И просто лететь. Стоять. Покинуть. Мысли. Все покинуть. Вдавить в дальний угол шкафа и забыть. Как старые тетради.
Достаточно взглянуть на то, как человек обращается с вещью, и сразу поймёшь, что он ничего в ней не смыслит.
И ничего не говори, обними и существуй
Вы уж меня извините, я не буду ничего говорить о своей личной жизни. У меня осталось так мало личного, что я не хотел бы им делиться.
А настроение, что-то на нуле… И вовсе не хочу я бить на жалость Внутри как будто-то, что-то поломалось Пружинка что-ли лопнула уже. Слез нет, душа в комочек сжалась Вокруг нее сплошная пустота Переживу, какая малость… Не начинать же с чистого листа. Себя ломать-так это не впервой Ну, что тут сделаешь наверно жизнь такая. Она моя, ничья нибудь чужая И потому не плачься и не ной.
Никогда не мог объяснить что такое любовь, но обнаружил в себе удивительную способность, когда в обычном человеке, которого раньше не замечал и который раньше для тебя ничего не значил, начинаешь видеть очень много красивых деталей. Его голос кажется самым нежным на свете, глаза самыми прекрасными, а улыбка самой доброй. Не знаю что это такое, но кажется люди именно эту способность называют любовью.
Старые Цитаты про ничего подобрал Цитатикс. Собрали их 9391 штук, они точно увлекательные. Читайте, делитесь и ставьте лайки!
Один убил по бродяжничеству, осаждаемый целым полком сыщиков, защищая свою свободу, жизнь, нередко умирая от голодной смерти; а другой режет маленьких детей из удовольствия резать, чувствовать на своих руках их тёплую кровь, насладиться их страхом, их последним голубиным трепетом под самым ножом.
