Цитаты про голубей

Расстояние для нас не помехаКак Ты далеко, далеко от меня:Между нами степные просторы, моря;Между нами ветра и моря прибой,Между нами туман голубой.Наши сердца разделить невозможно,Наши чувства убить очень сложно;Расстояния эти для них не помеха,Они - лишь причина для смеха.. . Я в мыслях, родная, с тобою,. . Они подобно морскому прибою,. . О мысли твои, что горной грядою,. . Бьются сердечной волною.Степные просторы пройду я пешком,Одолею моря на лодке с веслом;Ветер мой парус погонит к тебе;Русалки помогут мне в страшной беде.Наши сердца разделить невозможно,Наши чувства убить очень сложно;Расстояния эти для них не помеха,Они - лишь причина для смеха.. . Я в мыслях, родная, с тобою,. . Они подобно морскому прибою,. . О мысли твои, что горной грядою,. . Бьются сердечной волною. Июль. 2010г.

 — Океан… голубой и большой, а какой он?— Голубой и большой 

  — Ты любишь голубей? — А чего там любить? — Они летают. — Ну летают и что?! — Этого уже достаточно. 

Почему я снял «Подземку»? Зачем я сделал всё это подводное безумие в «Голубой бездне»? Зачем я снял этот мрачный фильм о Никите? Не знаю. Снял и всё. Я делаю то, что делаю, потому что хочу этого, потому что я хочу изучать, искать новые вещи.

 На одном выцветшем листочке было написано: Дорогой мой, я уже не я, а дыхание ветерка, цветок в росе, вечерняя греза. Мои голуби стали еще доверчивее, словно догадались об этом. Они садятся мне на плечи и склевывают крошки с моих губ. Дорогой мой, я брожу, как во сне, — о нет! Все, что связано с тобой, это жизнь, все, что происходит без тебя, это сон. Дорогой, я уже не я, я — это Ты, рыдающая от счастья. 

 … Да, мне нравилась девушка в белом, Но теперь я люблю в голубом. 

И не уверяй меня, будто пути господни неисповедимы, – продолжал Йоссариан уже более спокойно. – Ничего неисповедимого тут нет. Бог вообще ничего не делает. Он забавляется. А скорее всего, он попросту о нас забыл. Ваш бог, о котором вы все твердите с утра до ночи, – это темная деревенщина, недотепа, неуклюжий, безрукий, бестолковый, капризный, неповоротливый простофиля! Сколько, черт побери, почтения к тому, кто счел необходимым включить харкотину и гниющие зубы в свою «божественную» систему мироздания. Ну вот скажи на милость, зачем взбрело ему на ум, на его извращенный, злобный, мерзкий ум, заставлять немощных стариков испражняться под себя? И вообще, зачем, скажи на милость, он создал боль? – Боль? – подхватила жена лейтенанта Шейскопфа. – Боль – это сигнал. Боль предупреждает нас об опасностях, грозящих нашему телу. – А кто придумал опасности? – спросил Йоссариан и злорадно рассмеялся. – О, действительно, как это милостиво с его стороны награждать нас болью!

 Мы – пешеходы на чьих-то дорогах, голые и без прав,мы – киноленты в руках демагогов, пишущих новый снафф,склеены рты голубой изолентой, стерты права на жизнь,happy не связано больше с end’ом в этом потоке лжи. 

 — У меня затянулось воздержание. Сексуальное. — Сколько месяцев? — Пять, если нечестно. А так шесть. — Шесть месяцев? Это сурово. — Все не так страшно. Я учусь довольствоваться малым. Например, пением птиц, цветом неба. — Небо голубое, Росс, а я занимался сексом вчера! 

 … Да, мне нравилась девушка в белом,Но теперь я люблю в голубом. 

ОсколокТы пронзил мое сердце осколком, Пробитого ветром стекла.Поверь, мне не было больно, Ведь я безумно любила тебя.Мне стало страшно, ведь я не увижуТвой силуэт в голубых небесах.Мне стало страшно, ведь я не услышуТвои слова на замерзших устах.И этот острый осколок безумен,Он так и хочет меня растерзать. И мне казалось, что ты обезумел,Когда мне стало труднее дышать.Я плачу, летя на холодный бетон.Я плачу, закрыв свои бледные веки.И наши сердца стучат в унисон,Но лишь мое замолчало навеки.