Цитаты про любовь и природу

 В любви нет добра и зла, нет созидания и разрушения. Есть лишь движение. И любовь изменяет законы природы. 

Всё, к чему мечтаешь прийти со временем, может быть сейчас твоим, если к себе же не будешь скуп, то есть если оставишь всё прошлое, будущее поручишь промыслу, и единственно с настоящим станешь справляться праведно и справедливо. Праведно - это с любовью к тому, что уделяет судьба, раз природа принесла тебе это, а тебя - этому. А справедливо – это благородно и без обиняков высказывая правду и поступая по закону и по достоинству. И пусть не помешает тебе ни порок чужой, ни признание, ни речи, ни, конечно же, ощущения этой нарощенной тобою плоти - страдает, так её забота.

Жизнь с природой - жизнь, в которой столько черной работы и житейской грубости и которая, тем не менее, в глубине своей всегда носит сосредоточенность и подлинную любовь.

 Любовь — это искусство помогать природе. 

Женщин, преданных до конца, просто нет - за редким исключением. Каждый мужчина об этом знает - только один переживает, второй мирится, а третий вообще не обращает на это внимания. Мужчины более прямолинейны, и узоров у них намного меньше, чем у женщин. Но все равно мы тянемся к женщинам! Это природа. Мы, как деревья, которые нужно бесконечно поливать любовью, чтобы они не засохли…

Но любовь — предательский зверек, хамелеон по природе: она способна на один день превратить бедняка в короля, человека переменчивого в образец стабильности, она может стать опорой для слабого и щитом для малодушного и трусливого — по крайней мере, пока не утихнет голос чувства.

Я плотски люблю его, страстно. Наслаждение держать в своей руке его тонкую, невесомую ручку, видеть его синие круглые глазки с такими ресницами, что тень от них, как писала моя любимая писательница, лежит на щеках — и где попало, добавлю я. Даже на стене, когда он сидит в кроватке под лампой. Грубые, загнутые, густые ресницы. О веера! Родители вообще, а бабки с дедами в частности, любят маленьких детей плотской любовью, заменяющей им все. Греховная любовь, доложу я вам, ребенок от нее только черствеет и распоясывается, как будто понимает, что дело нечисто. Но что делать? Так назначено природой, любить. Отпущено любить, и любовь простерла свои крылья и над теми, кому не положено, над стариками. Грейтесь!

Ты послушай сам: любовь... какое сильное, горячее слово! Природа... какое холодное школьное выражение!

С тем, кто понять умел язык природы, И в чьей груди таится к ней любовь, Ведет она всегда живые речи. Коль весел он — на радости его Найдется в ней сочувственная радость. В часы тоски, тяжелых скорбных дум, Она своей улыбкой тихо — гонит Печали мрак с поникшего чела. Живи же так, чтобы в урочный час. Когда примкнешь ты к длинным караванам, Идущим в мир теней, в тот мир, где всем Готов приют, в жилище тихом смерти, Не походил ты на раба — в тюрьму Влекомого всесильным властелином; Чтоб просветлен был дух твой примирением, Чтоб к гробу ты приблизился, как тот, Завесу кто, над ложем опустивши, Идет ко сну, исполнен ясных грез...

Наша любовь к природе объясняется, между прочим, и тем, что природа не испытывает к нам ни ненависти, ни зависти.

Любовь — своего рода жестокая и принудительная вещь, жесточе любого неотступного заимодавца. Не так те, наступая на шею, требуют денег от своих должников, как вы, наложивши на нас цепь любви, понуждаете расплачиваться с вами письмами, как ни часто уплачиваем мы свои обязательства. Впрочем, такова уже природа этого долга: сколько его платишь, столько вновь в него входишь. Поэтому, хотя вы часто получаете от нас письма, вы тем не менее не удовлетворяетесь. И эта ненасытность есть дело опять той же любви. Она подобна морю, которое, отовсюду принимая в себя бесчисленное множество рек, никогда не наполняется.

 Где же тот, кто бы на родном языке русской души нашей умел бы нам сказать это всемогущее слово: ВПЕРЁД! кто, зная все силы и свойства, и всю глубину нашей природы, одним чародейным мановением мог бы устремить на высокую жизнь русского человека? Какими словами, какой любовью заплатил бы ему благодарный русский человек. Но века проходят за веками; полмиллиона сидней, увальней и байбаков дремлют непробудно, и редко рождается на Руси муж, умеющий произносить его, это всемогущее слово.