Цитаты про евреев

Антисемитом стать гораздо легче, чем евреем. И многих это привлекает.

В эпоху средневековья мусульмане были более цивилизованными и гуманными, чем христиане. Христиане преследовали евреев, особенно во времена религиозного возбуждения: крестовые походы были связаны с ужасными погромами. Наоборот, в мусульманских странах евреи почти никогда не встречали дурного обращения. Здесь они внесли существенный вклад в развитие науки, особенно в мавританской Испании; в учении Маймонида (1135—1204), который родился в Кордове, некоторые усматривают источник многих положений философии Спинозы. Когда христиане отвоевали Испанию, они познакомились с наукой мавров – в значительной степени через посредство евреев. Образованные евреи, владевшие древнееврейским, греческим и арабским языками и знакомые с философией Аристотеля, передали свои познания менее образованным схоластам.

Отсутствие евреев сделало бы существование антисемитов совершенно бессмысленным.

Антисемит это не тот, кто не любит евреев, а тот, кого не любят евреи.

 У евреев нет ада. У нас вместо этого изжога! 

 В Германии сначала пришли за коммунистами, и я молчал, потому что не был коммунистом. Потом пришли за евреями, и я молчал, потому что не был евреем. Потом пришли за профсоюзными активистами, и я молчал, потому что не был профсоюзными активистом. Потом пришли за католиками, и я молчал, потому что был протестантом. Потом пришли за мной, и к тому времени уже некому было возвысить голос. 

Не нужно быть евреем, чтобы испытать травму, однако это помогает.

Встречаются два старых еврея.– Хаим, ты знаешь, вчера я познакомился с телеграфисткой. Ты мне веришь?– Я тебе верю.– Ты знаешь, мы пошли в ресторан и пили там шампанское. Ты мне веришь?– Я тебе верю.– Ты знаешь, мы потом пошли ко мне домой и смотрели цветной телевизор. Ты мне веришь?– Я тебе верю.– Ты знаешь, она осталась у меня ночь, и я был с ней четыре раза. Ты мне веришь?– Я тебе верю, но я не верю, что она была телеграфистка.– Почему?– Потому что, когда у тебя последний раз стоял, еще не был телеграф.

 — Евреи любят все разделять: праведное от нечестивого, молоко от мяса, евреев от нееврев. Как будто маленькая частичка одного может заразить. — Кто может заразиться: евреи или неевреи? — Хороший вопрос. 

— Красивая сцена, — внезапно сказал Жермензон. — И очень позитивная... интернациональная... Тибетец, казах и два еврея пытаются спасти маленького русского мальчика... — Я не еврей, — поправил я. — С фамилией Городецкий? — заинтересовался Жермензон. — Это старинная русская фамилия! От названия городка на Волге, там мои предки жили. — Тогда ещё красивее, — решил Жермензон. — Тибетец, казах, русский и еврей... Гесер посмотрел на Жермензона и спросил: — Так ты что, Марк, еврей, что ли? — Подкалывай, подкалывай, — пробурчал Жермензон.

вот, стряслась беда, стоит этакий осиротелый второй гильдии купец перед ямой, все пропало и больше незачем жить. Стоит перед ямой и мысленно предъявляет Богу счет за потраву и убытки; такой сердитый стоит - вот-вот подымет оба кулака и начнет ругаться, прямо в небо. А за соседним памятником сидит на корточках Сатана и ждет именно этого: чтобы начал ругаться. Чтобы признал, открыто и раз навсегда: ты, Господи, извини за выражение, просто самодур и хам, и еще бессердечный в придачу, убирайся вон, знать тебя не хочу! Сатана только этого и ждет: как только дождется - сейчас снимет копию, полетит в рай и доложит Богу: «Ну что, получил в ухо? И еще от кого: от еврея - от твоего собственного уполномоченного и прокуриста! Подавай в отставку, старик: теперь я директор». Вот чего ждет Сатана; и тот второгильдейский купец, стоя над могилой, это все чувствует. Чувствует и спрашивает себя: неужели так-таки и порадовать Сатану? Сделать черта на свете хозяином? Нет, уж это извините.