— На самом деле у человека трудная ...

— На самом деле у человека трудная участь, — неожиданно сказал священник, как-то по-особенному на меня посмотрев. — Он стремится к небу, но не может оторваться от земли. Желает взлететь, но повисшие на ногах оковы не пускают. Его душа бьется в темнице разума, однако далеко не всегда получает свободу. — Человек всегда был полем битвы, — согласилась я. — Его душа — как полная противоречий книга для Верховного Судии. Самое трудное и самое ревнивое творение своего бога. — Верой мы пытаемся дать ему свободу. Вера призвана для того, чтобы человек стремился вперед и дальше. Не останавливался, не отчаялся, не упал. — Так задумано, — вздохнула я. — Это правда. Но трудно верить в лучшее, когда душа разрывается надвое. Трудно остаться чистым, идя по колено в грязи. И трудно бороться с самим собой, если для победы нужно уничтожить большую половину себя. — Айд силен, — чуть прищурился ал-тар, отставив в сторону почти нетронутую тарелку. — Его власть очень велика. Он искусно прячется под лживыми масками, ловко подменяет одно понятие на другое и прекрасно знает, чем соблазнить слабые людские души. Я криво улыбнулась. — А почему, по-вашему, Аллар это допускает? Почему Айд, несмотря ни на что, все-таки существует? — Это — очень трудный вопрос, леди. — И он, наверное, не к вам? — Я могу только предполагать ответ, леди, — мирно посмотрел в ответ священник, никак не отреагировав на мой укол. — И могу лишь догадываться о том, какой замысел преследовал Светоносный, ставя перед нами такое серьезное испытание. — Вы полагаете, это — испытание? Искушение? Путь? Вы тоже считаете, что страдания очищают душу? — Я полагаю, каждому отмерена его собственная чаша, леди. — Да, конечно, — невесело вздохнула я. — Бог не по силам не дает. — Вот именно. За все наши грехи когда-нибудь наступит расплата. — И у каждого за плечами лежит своя ноша, — снова согласилась я, невольно подумав о своей, и тут же помрачнела.