Лучшие Цитаты про игру в карты

 Жизнь, что ни говори, всегда ведь немножко блеф, разве не так? Слишком короток этот игровой стол, и слишком многим не хватает фишек. И слишком плохи карты у нас на руках, чтобы успешно продолжить игру… 

БлефТасует Жизнь колоду старых карт,Все игроки расселись по местам,Блефуют, и волнуясь, ждут свой фарт.Есть козырь тамОдин — ты сам.Но почему-то карта принца нарасхват.Все Золушки, но принц то не дурак,Их много, но для каждой есть ответ,Им не заставить подписать гражданский акт -В колоде места нет,Лишь дама и валет...Стать королем мечтает принц, и это факт.Есть короли без королевства. Где народ?Так зол, что не проявит он участья...Кто будет славить короля из года в год?Все в одночастьеСложили счастьеУ королевских кованных ворот.Кто знает правила — красивая игра,Игра без правил — грязь и мордобой,Мы — карты, в шулера руках, и нам пораВ ва-банк с Судьбой...Но жизнь поройПеремешает масть. Она мудра.Я игроков всегда смогу понять,Всех принцев, золушек и «добрых» королей.Понять, но не принять… Кто я? Как Знать...Среди людей,В плену страстей...Могу я пересдачу заказать? Назад.

 Она крепко зажмурилась, прогоняя прочь черные мысли. Если Уинтроу умрет, в ее сердце воскреснет вся та боль, которую, как ей казалось, она уже заставила себя пережить и запереть в прошлом. Какая чудовищная несправедливость – потерять его именно теперь, когда она только только привыкла ему доверять! Он выучил ее грамоте. А она выучила его драться. Она так ревниво оспаривала у него внимание Кеннита, что даже сама не заметила, в какой момент парнишка сделался ее другом. Как могла она допустить подобную неосторожность? Потянуться к кому то, опять делаясь уязвимой? Так уж получилось, что она знала его лучше, чем кто либо другой на борту. Для Кеннита Уинтроу был чем то вроде счастливой карты в игре, пророком его грядущих побед. И команда приняла Уинтроу. Даже Соркор не просто терпел паренька. Он баловал его и любил. Но никто из них не знал его так, как знала она. Если он умрет, они опечалятся. А она, Этта… Она будет ограблена. 

 В процессе перелома все становится запутанным и неясным. Люди становятся чужими, хлопочущими о пустяках, и скука мертвой петлей сдавливает желания. Ни за что не зацепишься, гаснет романтика пейзажа, и человек мутнеет даже в его лучших по чувству и искренности положениях. Кажется, что вся эта сложная, нагроможденная жизнь, с культурой городов, с клетками взаимоотношений, делается людьми от нечего делать, игра в будто бы, но лишенная истинного значения игры: легкости, фантастики, а главное, всегдашнего, как у детей, сознания, что это игра, что несчастья и горя она не причинит, а если ее система завинчивается туго, — игру меняют… Гадко разыгрываются игры у взрослых, — они построены на подчинении своим похотям похотей других, и все это всерьез и навечно; к тому же на карту ставится и сама жизнь, конечно, другого и право на нее.