Длинные Цитаты про писателей

Искалечить орган мышления гораздо легче, чем любой другой орган человеческого тела, а излечить очень трудно. А позже – и совсем невозможно. Искалечить – просто – системой «неестественных» «упражнений». И один из самых «верных» способов такого уродования мозга и интеллекта – это формальное заучивание знаний. Именно этим способом производятся «глупые» люди, то есть люди с атрофированной способностью суждения. Люди, не умеющие грамотно соотносить усвоенные ими общие знания с реальностью, а потому то и дело попадающие впросак. «Зубрежка», подкрепляемая бесконечным «повторением» (которое следовало бы называть не матерью, а скорее – мачехой учения), калечит мозг и интеллект тем вернее, чем, как это ни парадоксально, справедливее и «умнее» сами по себе усваиваемые при этом истины.

О сатире и юморе Из несказанного - 14Юрий Слободенюк===Те, кто смеются, - смеют ... (Из несказанного Фаиной РаневскойНарод, которому запрещают смеяться над правителями, плачет ... (Из несказанного Гансом Христианом АндерсономЧем больше власти давят на юмористов, тем тоньше юмор ... (Из несказанного Михаилом ЖванецкимCмех удлиняет жизнь, но укорачивает карьеру ... (Из несказанного Эмилем КроткимХорошо смеется тот, кто смеется без последствий ... (Из несказанного Карлом РадекомЮмор - это та тормозная жидкость, с помощью которой все жизненные проблемы спускаются на тормозах ... (Из несказанного Чарли ЧаплинымЮмор в России - вещь серьезная ... (Из несказанного Михаилом ЗадорновымСатира -это то, что нельзя обратить в шутку ... (Из несказанного Михаилом Евграфовичем Салтыковым- ЩедринымНе счесть сколько писателей погорело на искрометном юморе ... (Из несказанного Михаилом ЗощенкоДиктатура - это демократия минус политический юмор и сатира ...

Кроме терпеливости, нужно нам еще будет нечто, что вначале не кажется таким очевидным, особенно, когда только приступаем к работе — ОТВАГА. Почему писательство требует отваги? Потому что никто за тебя не напишет роман, и он сам тоже не напишется. Единственный способ написать роман — взять перо в руки, и написать слово за словом; помни только, что писатель, это тот, кто пишет, а не тот, кто об этом думает. Когда что-то заедает, и твой роман упирается в тупик, либо герои оказываются бумажными куклами, а твой запал — соломенным, только один человек может тебя вытянуть из всего этого — ты сам. Заставить себя работать, когда на это нет ни малейшей охоты, вскарабкаться обратно в седло, когда твоя история все время становится на дыбы, поверить в себя, когда никто вокруг не верит — это все требует отваги. Намного проще НЕ писать романы, чем их писать. Писатель нуждается в каждом, самом маленьком стимуле.

Обычная «серая мышка». Одетая в серый длинный бурнус с фестонами (убей меня Бог, не знаю, что это такое, но так девушку описывают современники), с серыми глазами и бледно-серым некрасивым лицом. Войдя к генералу, мышка достала револьвер и шарахнула в Трепова. Её настоящее имя, как вы уже поняли, Вера Засулич. Она действительно была по образованию учительницей. На момент совершения преступления ей стукнуло 27 лет, и она никогда не была замужем. По той эпохе — старая дева. Даже очень старая. К моменту покушения Засулич была уже рецидивисткой — успела и отсидеть, и в ссылке чалилась: боролась девушка за революционные идеи. Кстати, обратите внимание не только на её «стародевство», но и на партийные клички Засулич — Старшая сестра, Тётка... Решению окружного суда рукоплескали купцы, дворяне, банкиры, писатели, журналисты, студенты, преподаватели, фабриканты... Даже лицейский друг Пушкина — старенький князь Горчаков радовался решению суда, как ребенок.

Великая Отечественная все дальше от нас. Ушли в лучший мир все маршалы и почти все генералы Победы. Те, кто знал истину о войне глубоко, объемно и достоверно. Их мемуары, некогда издаваемые миллионными тиражами, молодежь, увы, не читает, да и не будет уже читать… слишком другое сегодня время. Уходят последние ветераны – последние, кто знает правду о войне, познав ее лично в заледенелых окопах Подмосковья, в руинах Сталинградского тракторного, на ступенях Рейхстага. Тонны архивных документов: от протоколов заседаний Политбюро до секретной переписки «Большой тройки» - эти архиинтересные документы, также дающие правдивое представление о том, как все было на самом деле – увы, удел немногих архивистов да обладателей ученых степей по истории. И даже книги, писанные «по горячим следам» великими советскими писателями, теми, которые Войну прошли сами, - из года в год издаются все реже.

В телефильме «Семнадцать мгновений весны» режиссёр Лиознова предложила мне роль Клауса. Играть такую гадость-провокатора — поначалу возникло желание сразу, с ходу отказаться. А потом думаю: а что это за явление — провокатор, откуда такие люди берутся? Нас же мамы не рождают ни героями, ни преступниками. Стал разгадывать, раскручивать... Клаус очень словоохотлив, болтлив, и Штирлиц спрашивает его: «Вы никогда писать не пробовали?» У Семёнова написано: «Нет». Я подумал: стоп, вот в чём дело. Клаус, наверное, хотел стать писателем, но не хватило таланта. И он решил мстить человечеству за свою несостоятельность. А так очень часто бывает. Разве нет среди вашего окружения людей, которые вымещают на нас с вами свою несостоятельность? А сколько ущемлённых самолюбий в театре: «Ах, он играет эту роль, а мне не дали». Почему же не сделать блистательно то, что тебе дают? Только блистательно! И тогда будет гордость, и личная, и за профессию.

Когда в своих «Марсианских хрониках» Рэй Брэдбери наделил Марс дождем и пригодной для жизни атмосферой, пуристы от научной фантастики ворчали: такого просто быть не может. В предыдущем столетии астрономы – и писатели, подобные Герберту Уэллсу, которые заимствовали кое-что из их трудов, стремясь придать научно-фантастическому жанру соблазнительную достоверность, – считали Марс похожим на Землю. Уж если и возможна жизнь на другой планете, полагали они, то, скорее всего, именно там. Но к середине 50-х годов XX века, когда были изданы «Марсианские хроники», оценивать шансы на это стали иначе. Ученые сочли: климат на Марсе удушающе засушлив и невероятно суров, да и слишком холоден для дождя. Брэдбери вовсе не старался соответствовать актуальным научным воззрениям. На любой планете его гораздо больше интересовали человеческие судьбы. Он создал еще и дождливую Венеру, но вовсе не потому, что тогдашние ученые считали ее болотом галактики.

Ей была интересна цель. Люди готовы писать на стенах по любому поводу. Принцип же: «Я здесь был». Многие называют это вандализмом, другие определяют это как «внутригородское искусство», или, как сказал писатель, которого она однажды видела в «Ночном шоу» — как же он это назвал? — новой формой урбанизированного абстрактного экспрессионизма или как-то вроде этого. Но ей казалось, основным смыслом таких надписей является то, что люди — и в особенности дети — нуждаются во внимании, которого им не достается; они хотят напомнить другим о своем существовании. Взрослые прикрепляют таблички со своими именами на собственные автомашины, дома, почтовые ящики или устанавливают указатели даже посреди лужаек, примыкающих к их виллам. Та же цель преследуется с помощью именных чеков, медных табличек на рабочих столах и пластиковых, на дверях офисов, а также вышитых вензелей на носовых платках и одежде. В той или иной мере все эти примеры подходят под тоже определение: «Это я. Я это сделал.

1) В прежнее время книги писали писатели, а читали читатели. Теперь книги пишут читатели и не читает никто. 2) Влиять на кого-то — значит отдавать кому-то собственную душу. 3) Человечество существует тысячи лет, и ничего нового между мужчиной и женщиной произойти уже не может 4) Старики всему верят, люди зрелого возраста во всем сомневаются, молодые все знают. 5) Люди в своем большинстве живо интересуются всем на свете, за исключением того, что действительно стоит знать. 6) Когда у тебя на руках сильные карты, играй честно. 7) Циник — это человек, который всему знает цену и ничто не в состоянии оценить. 8) Общественное мнение торжествует там, где дремлет мысль. 9) Быть эгоистом — это не значит жить, как тебе хочется. Это значит просить других, чтобы они жили так, как тебе бы хотелось. 10) Атеизм нуждается в религии ничуть не меньше, чем вера. ------Любовь к себе человек проносит через всю жизнь.

Какая разница судеб в наши дни — Толстого и Достоевского... Оба шли долго параллельно при своей жизни, оба являясь одинаково возродителями «религиозных настроений» в нашем обществе, в эпоху, казалось, совершенно атеистическую, совершенно позитивистскую, окрашенную социалистическими цветами, отливами и переливами. Теперь только можно спросить: да отчего два эти писателя, «равно окрашенные в религиозную окраску», — разошлись? На чём они разошлись? Теперь это ясно: один евангелик, «в чертковском духе», — скучный, томительный сектант, с узеньким кругозором, ничего решительно из предстоявших и вот разразившихся в 1914-1918 годах событий не предвидевший. Другой был апокалиптик, с страшным, с пугающим горизонтом зрения, который все эти события, и с внешней их стороны, и с внутренней, предсказал или точнее воспредчувствовал с поразительною ясностью, тревогою, страхом, но и с надеждами...

  — Вот они, твои люди: пацаны зарезали друга из-за велика. Вот еще неплохо: студентка сына новорожденного в мусоропровод спустила. О, а это как тебе? Отец дочь годами насиловал, а мать знала – и молчала. Ты лучше расскажи, как можно собственного сына в дурку сдать? — Рот закрой. — Что ж ты про это не пишешь? Ты же это прочувствовал. — Я… Я просто много пил. Раньше. Паша родился с сильными нарушениями. Я… Жена сразу отказалась и ушла. Я… Я забрал его домой. Я… Думал, что справлюсь. Я тогда первую книгу заканчивал. Он, видимо… Ему больно было. Он все время кричал. А я не могу, чтобы рядом кто-то находился, когда я… Все эти таблетки, эти лекарства, уже ничего не помогало. Я его люблю, но просто мне… Мне стыдно. А в интернате… Там уход, там врачи. Ему там лучше. Я просто решил, что ему там лучше будет. — Так тебе лучше. Никого ты не любишь, писатель. Все такие. 

Это правдивая и живая история моей невероятной любви. С надеждой, что она не прочтет и не попрекнет меня, я поменял много деталей. Её имя, место и дату рождения, шрамы и родимые пятна. Все равно я ничего не смогу исправить. Сказать ей, что я сожалею о каждом слове, что написал, дабы изменить её. Сожалею о многом. Я не замечал тебя, когда ты была рядом. А когда ты ушла, я вижу тебя повсюду. Кто-то увидит здесь волшебство, но любовь это и есть волшебство. О «Над пропастью во ржи» говорили: произошло редкое чудо литературы. Из чернил, бумаг и воображения был создан настоящий человек. Я не Сэлинджер. Но я был очевидцем редкого чуда. Любой писатель сможет подтвердить: случается такое редкостное счастливое состояние, когда слова приходят не от тебя, а проходят сквозь тебя. Она сразу была цельной личностью. Мне же просто повезло поймать её.