Старые Цитаты про тело и душу

 Совершенно очевидно, что наш мир — это место скорби и терзаний, место, где процветает глупец, а мудрого преследуют и ненавидят; место, где мужчины и женщины мучают друг друга во имя любви; где детей гнетут и истязают во имя воспитания и родительского долга; где слабых телом отравляют и увечат во имя исцеления, а слабых духом подвергают ужасной пытке лишения свободы — не на часы, а на годы — во имя правосудия. Это место, где люди согласны на самый тяжелый труд, лишь бы спастись от невыносимой скуки своих развлечений; где дела милосердия творятся руками наемников ради искупления душ развратников и тунеядцев. Моя религия учит, что на свете есть только одно такое место ужаса и страданья — это ад. А стало быть, наша земля и есть ад, и мы, как мне это открыл старик индус, — а может быть, он был послан свыше, чтобы мне это открыть, — мы находимся здесь, дабы искупить грехи, совершенные нами в предыдущей жизни. 

— Слушаю эти стихи о воздухе, дрожащем после отзвонивших колоколов, и думаю, а есть ли о чем говорить? Колокола отзвонили… Может быть, о жизни «за гранью» не говорят именно потому, что за это лишь пусто́та, о которой и сказать нечего? — Полина, у нас нет иной ипостаси, кроме души и тела. Если в теле болезнь, а душа ею измучена, то не может быть и сил.

Гуманизм — это справедливый протест против тех форм религии, которые разделяют светское и священное, время и вечность И разбивают единство души и тела...

Я не знаю никого, кто хотя бы раз не испугался собственного одиночества или его перспективы. Восприятие жизни в одиночку. И не важно, как человек оказался одиноким — по собственной воле, вследствие случайности или по прихоти судьбы. В то время как первая даёт силы на переосмысление биографии, её родные сёстры — случайность и судьба — обрекают большинство людей на мучения. Мы особенно боимся одиночества, считающегося своего рода расплатой за грехи. Чаще всего мнимые. Ты один, потому что с тобой очень трудно, ты одна, потому что у тебя слишком высокие требования, мы одни, потому что не одеваемся по моде. Мы слышим это с утра до вечера. И всё сильнее боимся одиноких дней и тихих вечерних часов. Тишины одиночества. И от страха перед ним делаем всё, чтобы как можно быстрее найти вторую половинку своей души и тела. Когда нужно, ломаем собственный характер, ожидания сводим к минимуму, отдаём последний грош за модную вещь. Лишь бы только не быть в одиночестве.

Любовь - это единство души, ума и тела. Проследите за очерёдностью…

Мой вечный другТы, вновь рождён, мой вечный друг,Из лона матери в мир тела.Чтоб жить средь радостей и мук.Душа материю надела.Опять беспомощен и мал.Учится жизни надо снова.Кем был, ты? В памяти провал.Сознанье помнить не готово.Зачем, ты, здесь? Чтобы любитьИ чтоб другими быть любимым,Чтоб сыном, братом, другом быть.Чтоб нужным быть, необходимым.Ты, миссию себе избралИ в новом теле воплотился.Когда-то жил и умиралИ вновь среди людей родился,Чтоб радость миру принести,Чтобы творить и развиваться,Путь жизни до конца пройти,Трудиться, думать, изменяться.Ты, слаб и мал. Твой разум чист,Но в хрупком теле сила скрыта.Судьба – не роль, ты – не артист,Ты, существо иного вида.Своей, ты, жизни сценаристИ режиссер и исполнитель.Жизнь пред тобой, как белый лист.Лишь Бог тебе руководитель.Дмитрий Шнайдер

У каждого в этом мире есть предназначение – нужно только открыть его. Она теперь точно знала, что чувствует человек в тот момент, когда все его тело и душа наполняются осознанием того, что вот она — его миссия, вот он – смысл жизни, вот то прекрасное, что человек может сделать на Земле и подарить людям. Это чувство, отметающее все страхи и сомнения, было настоящей гармонией души и тела. Его хотелось навсегда сохранить и пронести через всю свою жизнь.

«Никогда больше, никогда больше»: было время, когда ей достаточно было один или два раза произнести вполголоса эти два слова, чтобы разрыдаться. «Никогда больше, никогда больше». Она тихонько повторила эти слова. Но слезы не выступали на глазах. Скорбь не убивает, любовь не убивает; но время убивает все, убивает желание, убивает грусть, убивает под конец и душу, что испытывала их; иссушает и расслабляет тело, пока оно еще живо, разъедает его, как щелок, а под конец убивает и его. «Никогда больше, никогда больше». Вместо того чтобы плакать, она рассмеялась, рассмеялась вслух.

Тело — сложнейший механизм, а вот душа — нет. Души теперь штампуют на конвейере.

Подумайте: если, например, пытка; при этом страдания и раны, мука телесная, и, стало быть, всё это от душевного страдания отвлекает, так что одними только ранами и мучаешься, вплоть пока умрешь. А ведь главная, самая сильная боль, может не в ранах, а вот что вот знаешь наверно, что вот через час, потом через десять минут, потом через полминуты, потом теперь, вот сейчас — душа из тела вылетит, и что человеком уж больше не будешь, и что уж наверно; главное то, что наверно.

 Он согревает, но не сжигает, он побеждает, не разрушая, он соблазняет, не губя, и благодаря тому, что его эротика концентрируется лишь в ткани тела — более крепкой, чем легко уязвимая душа, — его завоевания не дают назреть катастрофам.