Длинные Цитаты про свет

Проблема — это то, что побуждает субъект к деятельности. Не будь проблем, субъект с места бы не сдвинулся. Но обнаружить проблему не так-то просто. Как говорят, правильно сформулировать проблему — уже наполовину решить ее. Мы часто пользуемся словом «проблема», но, как правило, вкладываем в него смысл совсем иных понятий, которые обозначаются совсем другими терминами. Часто проблему путают с задачей, методом или даже ресурсами. Говорят: «У меня проблема в отсутствии денег». Между тем, отсутствие денег может быть проблемой в том и только в том случае, если человек считает, что он появился на свет и живет только для того, чтобы добывать бумажки, называемые деньгами, складывать их в кучку и не тратить ни копейки на то, что не имеет целью получение денег. Если человек в это свято верит, и вера его, как и всякая вера, в доказательствах не нуждается. Если, исходя из этой веры, он сформулировал для себя миссию (главную цель) своего существования на земле: добывать деньги.

Икар Из несказанного- 21Юрий Слободенюк===Из несказанного Икаром:___ Лучше упасть в Эгейское море, чем кануть в Лету ... "От себя не убежишь, но улететь можно ... "Перед законом гравитации все равны ... "Идеи, которые высоко парят – быстро не испаряются ... "Большинство людей тонет в стечении обстоятельств ... " Высокопарность - это гибельное для любого художника стремление быть поближе к сияющим вершинам власти ... "На крылатых фразах далеко не улетишь ... " Cлагая полномочия, крылья складывать необязательно ... " Знал бы, где упаду, соломки бы подстелил ... "***Постулат " Светит, да не греет " оказался ложным. Не верьте постулатам! ... "Из невыбитой на могиле Икара эпитафии Я всего лишь хотел найти свое место под солнцем ... "Из невыбитой на могильном камне Икара эпитафии Взлетайте, падая ... "Из невыбитой на могильном камне Икара эпитафии Из несказанного об Икаре: ___ Из несказанного Антуаном де Сент- Экзюпери: ___Не устраивайте, пожалуйста, икарам разбор полетов ...

— Выхожу я весенней ночью — ну, ты понимаешь, когда уже закончились холода. Иду гулять. С девушкой. Через час мы приходим в такое место, где нас не видно и не слышно. Поднимаемся на горку, садимся. Смотрим на звезды. Я держу ее за руку. Вдыхаю запах травы, молодой пшеницы и знаю, что нахожусь в самом сердце страны, в центре Штатов, вокруг нас — города и дороги, но все это далеко, и никто не знает, что мы сидим на траве и разглядываем ночь… Мне хочется просто держать ее за руку, веришь? Пойми, держаться за руки… это ни с чем не сравнить. Держаться за руки так, чтоб было не различить, есть в них движение или нет. Такую ночь не забудешь никогда: все остальное, что бывает по ночам, может выветриться из головы, а это пронесешь через всю жизнь. Когда просто держишься за руки — этим все сказано. Я уверен. Пройдет время, все другое повторится раз за разом, войдет в привычку — но самое начало никогда не забудешь.

Осень остается на весь октябрь, а в редкие годы — до ноября. Над головой изо дня в день видна ясная, строгая синева небес, по которой (всегда с запада на восток) плывут спокойные белые корабли облаков с серыми килями. Днем поднимается неуемный ветер, он подгоняет вас, когда вы шагаете по дороге и под ногами хрустят невообразимо пестрые холмики опавших листьев. От этого ветра возникает ноющая боль, но не в костях, а где-то гораздо глубже. Возможно, он затрагивает в человеческой душе что-то древнее, некую струнку памяти о кочевьях и переселениях, и та твердит: в путь — или погибнешь… в путь — или погибнешь… Ветер бьется в дерево и стекло непроницаемых стен вашего дома, передавая по стрехам свое бесплотное волнение, так что рано или поздно приходится оставить дела и выйти посмотреть.

Я всё помышлял о том: кто это за меня когда-нибудь помолится? Есть ли в свете такой человек? Милый ты мальчик, я ведь на этот счет ужасно как глуп, ты, может быть, не веришь? Ужасно. Видишь ли: я об этом, как ни глуп, а всё думаю, всё думаю, изредка, разумеется, не всё же ведь. Ведь невозможно же, думаю, чтобы черти меня крючьями позабыли стащить к себе, когда я помру. Ну вот и думаю: крючья? А откуда они у них? Из чего? Железные? Где же их куют? Фабрика, что ли, у них какая там есть? Ведь там в монастыре иноки, наверно, полагают, что в аде, например, есть потолок. А я вот готов поверить в ад только чтобы без потолка; выходит оно как будто деликатнее, просвещеннее, по-лютерански то есть. А в сущности ведь не всё ли равно: с потолком или без потолка? Ведь вот вопрос-то проклятый в чем заключается! Ну, а коли нет потолка, стало быть, нет и крючьев.

Я даже не мог представить, что в городе такое количество влюбленных. Откуда они все вдруг взялись? Приехали из других городов? Слетелись из тошнотворной серости спальных районов в центр города, на свет этих пошловатых стразообразных фонарей, как мотыльки в брачный период? Или этот десант влюбленных просто перезнакомился друг с другом на «Одноклассниках», «Контактах», «Фейсбуках» и теперь выплеснулся в реальность? Все эти люди сидят и рассматривают друг дружку при свете огней вечерней Москвы, сопоставляя материализовавшуюся плоть с высококачественным цифровым фото, которое каждый из них демонстрировал днем? Наверное, одни пары, не найдя друг в друге ни малейшего намека на свои виртуальные грезы, расстанутся этим же вечером. Другие — завтрашним утром. Какие-то осколки десанта продержатся недели, месяцы или годы. Единицы проживут счастливо до конца своей жизни. Впрочем, какая разница? Сегодня все эти люди по разным причинам увлечены друг другом.

Диван в лаборатории был просто отменный. Не слишком жёсткий, не слишком мягкий; подушка идеально прогибалась под головой. Выполняя заказы в различных конторах, я отдыхал на самых разных диванах, и могу квалифицированно заявить: по-настоящему удобных диванов на свете почти не встретишь. В подавляющем большинстве, это расхожие штамповки, купленные наобум: смотришь — вроде бы высший класс, а попробуй прилечь — проклянёшь все на свете. Если честно, я не понимаю, почему люди настолько небрежно выбирают себе диваны. Я убеждён, хоть это, возможно, и предрассудок: по тому, как человек выбирает себе диван, можно судить о его характере. Диваны — отдельный мир со своими незыблемыми законами. Но понимает это лишь тот, кто вырос на хорошем диване. Примерно так же, как вырастают на хорошей музыке или хорошей литературе. Хороший диван даёт жизнь другому хорошему дивану, а плохой диван не порождает ничего, кроме очередного плохого дивана. Увы, это так.

Он любит кино. Любит зеркала. Любит книги. А ещё любит еду, вкусную еду, запах цветов, музыку. Любит женщин. Последних любит чуть меньше, чем кино и чуть больше, чем еду и книги. Если бы он строил дом, в нём было бы только три комнаты. Спальня – с самой большой кроватью в мире, напротив кровати – кинотеатр с потрясающим звуком. Ещё в эту комнату следовало бы добавить свет и непременно зеркала. Помимо спальни была бы ванная комната, с большим окном, чтобы когда открываешь его, было слышно пение птиц в саду. В его доме обязательно был бы сад. Третьей комнатой была бы, конечно же, библиотека. Такая, в которой несложно затеряться. Если бы на тот момент у него была женщина, которая небезразлична ему до такой степени, чтобы с ней жить, то он непременно сделал бы ещё и кухню. К сожалению, сам он готовить не умеет, но искренне надеется, что его возлюбленная не будет лишена этого драгоценного таланта.

Я стар, но молоды всегда созвездья в небесах, Умру — останутся дворцы, вершины, тень в лесах. Был добрый у меня сосед, мой друг и благодетель, Но он верблюда оседлал и странствует в песках. Клянет жестокую судьбу, виновницу разлуки. Мы все судьбе подчинены, мы все в ее руках. Любой из нас жилью сродни: вчера здесь обитали,— Остался брошенный очаг, и пламень в нем зачах. Мы — как падучая звезда, чей свет недолговечен: Мгновенна вспышка, яркий след — и что осталось? Прах! Богатство, счастье, дом, семья — нам все взаймы дается, Вернем свой долг — и мы ни с чем и, значит, ждет нас крах. Как двойственны дела людей: одни все время строят, Другие многолетний труд крушат в единый мах. Счастливцы есть, они живут в довольстве, в наслажденьях, Другие же свой век влачат в печалях и трудах. Я сам немало долгих лет бродил, сжимая посох, Бездомный, словно пилигрим, и нищий, как монах. Согбен я, — кажется, стою коленопреклоненный. Преданий столько я храню о давних временах.

Считается, что Вселенная имеет ограниченную протяженность в пространстве и свет может пропутешествовать вокруг нее за несколько сотен миллионов лет. Считается, что материя состоит из электронов и протонов, которые имеют конечные размеры, и что их число в мире конечно. Вероятно, их движения не непрерывны, как раньше думали, а происходят скачками, каждый из которых не меньше некоторого минимального скачка. Законы этих движений, судя по всему, суммируются в нескольких очень общих принципах, с помощью которых можно рассчитать прошлое и будущее мира, если дана любая малая часть его истории. Физическая наука, таким образом, приближается к этапу, когда она будет завершена и станет поэтому неинтересной. Если мы знаем законы, управляющие движениями электронов и протонов, то все остальное – просто география, собрание конкретных фактов, говорящих о распределении частиц по каким-то отрезкам мировой истории.

Человек никогда не нарисует картину, превосходящую банальный узор инея на стекле или круги на воде в простой луже, когда идет дождь. Человек никогда не сочинит музыку, которая станет совершеннее, чем пение птиц за окном или стон ветра в пустыне. Человек никогда не напишет стихов более откровенных и трепетных, чем мягкий свет в глазах влюбленного мальчишки или дрожь пальцев умирающего старика. Но мы все же создаём Может быть потому, что любовь, одетая в наряд ярости или острой грусти, но всегда именно любовь, закипая в сердце, застывая чёрной смолой в глубине глаз неминуемо ищет выхода, выплеска вовне, разрывая грудь, оседая на кончиках кистей, падая в разбросанные ноты. Собирая в нас все самое лучшее, с болью и кровью отрывая истоки вдохновения от обнаженной души, безумно смеющейся или упершейся взглядом расширенных зрачков в видимую только ей бездну.

Да уж, сказать мне нечего. В конце концов, я — солдат, а не чёртова кинозвезда, чтобы трещать обо всём на свете. Всё, что я могу — это следовать приказам и выполнять свою работу. И сейчас всё, что мне нужно, так это проторчать тут ещё пару недель, и я ухожу. Я уже давно хотел съездить на рыбалку. Пойми, мужик. Армия — она... Эх! Армия уже не та, что прежде. Я думал, что прослужив в «Плохой Роте», я быстро скоротаю остаток службы. Но после увиденного за свою вахту там, как к нам всем относятся, я понял, что наши жизни для них не стоят ничего: мы для них — всего лишь пушечное мясо, и не более того. Большинство парней не догадываются, почему нас зовут «Плохой Ротой» и почему мы до сих пор оправдываем это имя. Мужик, когда ты под огнём, единственный, кому ты можешь доверять, это такой же, как ты парень, что рядом с тобой в окопе. Ты понимаешь, что я хочу сказать? Ты должен быть всегда в состоянии доверить свою жизнь товарищам по оружию. Но Хэг, или Свит...