Цитаты про новые города

Цивилизованные люди не привыкли адаптироваться к среде обитания. Они адаптируют среду под себя. Они строят города, дороги, создают средства передвижения и другие механизмы. Проводят электричество, чтобы ожили и заработали их машины, облегчающий труд. Но они не знают когда нужно остановиться. Чем больше они стараются упростить себе жизнь, тем больше всё вокруг усложняют. Теперь их дети вынуждены учиться по десять-пятнадцать лет, чтобы выжить в этой опасной и сложной среде обитания. Цивилизованные люди отказавшиеся от адаптации к натуральной среде, каждый день, каждый час должны приспосабливаться под новые условия жизни созданные ими же.

— Все люди думают, что будут жить вечно, — тихо начал он. — Никто не допускает даже мысли, что когда-нибудь их век кончится. Что когда-нибудь на Земле не останется ни одного из их племени, как это случилось с Синиссипи. Твои соплеменники, Нест, тоже в этом уверены. Они будут жить всегда. Никому их не уничтожить, не стереть с лица земли. Просто ослеплены собственной неуязвимостью. А ведь уничтожение уже началось. Оно происходит постепенно, исподволь. Мало-помалу их вера в себя разрушается. Растущий цинизм отравляет жизнь. Маленькие акты доброты и милосердия считаются непрактичными, чуть ли не проявлениями слабости. Незначительные поступки приводят к серьезным преступлениям. Невежливость и неуважение к людям возводится в ранг добродетели. Люди стали нетерпимыми и осуждают друг друга. Культура забыта.[...] Если бездомные не могут найти убежища, их самих обвиняют в этом. Бедняков, не имеющих работы, называют бездельниками.

 Нахер мне город, в котором Черт знает с кем напиваться и к счастью не встретить тебя В дебрях Москвы просыпаться, но так и не встретить тебя… Нахер мне город, в котором больше не встретить тебя. Даже теперь, когда осень… так здорово, Знаешь, у нас понастроили нового… 

РифмаКогда на играх олимпийских,На стогнах греческих недавних городов,Он пел, питомец муз, он пел среди валовНарода, жадного восторгов мусикийских, -В нем вера полная в сочувствие жила.Свободным и широким метром,Как жатва, зыблемая ветром,Его гармония текла.Толпа вниманием окована была,Пока, могучим сотрясеньемВдруг побежденная, плескала без концаИ струны звучные певцаДарила новым вдохновеньем.Когда на греческий амвон,Когда на римскую трибунуОратор восходил, и славословил онИли оплакивал народную фортуну,И устремлялися все взоры на него,И силой слова своегоВития властвовал народным произволом, -Он знал, кто он; он ведать мог,Какой могучий правит богЕго торжественным глаголом.Но нашей мысли торжищ нет,Но нашей мысли нет форума!..Меж нас не ведает поэт,Высок полет его иль нет,Велика ль творческая дума.Сам судия и подсудимый,Скажи: твой беспокойный жар -Смешной недуг иль высший дар?Реши вопрос неразрешимый!Среди безжизненного сна,Средь гробового хлада света,Своею ласкою поэтаТы, рифма!

Они разводили философию — да простится мне неправильное употребление этого слова — по поводу того, что сердце есть вместилище страстей, в то время как ученые исследовали законы кровообращения. Они провозглашали, что голод и чума — это кары небесные, между тем как ученые строили элеваторы и проводили в городах канализацию. Они создавали богов по своему образу и подобию, в то время как ученые строили мосты и прокладывали дороги. Они заявляли, что земля — пуп Вселенной, а ученые в это время открывали Америку и исследовали пространство в поисках новых звезд и законов, управляющих движением звезд. Словом, метафизики ничего — ровным счетом ничего — не сделали для человечества.

 В чужих краях он появляется нежданно-негаданно и привлекает к себе внимание, совсем не рассчитывая на это; в своем же городе все выходит наоборот, и ему остается только дивиться, как плохо его здесь помнят. В других местах его восторгает все новое; здесь терзает исчезновение старого. 

 Это всё дожди. Мы дышим водой. Но мы не рыбы, мы либо умрем, либо уйдем отсюда. — Он серьезно и печально глядел на Виктора. — А дождь будет падать на пустой город, размывая мостовые, сочиться сквозь гнилые крыши… Потом смоет все, растворит город в первобытной земле, но не остановится, а будет падать и падать… — Апокалипсис, — проговорил Виктор, чтобы что-нибудь сказать. — Да, апокалипсис… Будет падать и падать, а потом земля напитается, и взойдет новый посев, каких раньше не бывало, и не будет плевел среди сплошных злаков. Но не будет и нас, чтобы насладиться новой вселенной. 

 От меня отец ушел, когда мне уже исполнилось шесть лет, но я все равно его не помню. У моего отца привычка заводить новую семью в новом городе каждые семь лет. Он, очевидно, считает что семья — это что-то вроде сети фирменных ресторанов. 

— Мне нужен аспирин... и новый мозг. — Правда, Страшила? А мне нужно новое сердце! Мы в город Изумрудный...

 Здесь будет город заложен На зло надменному соседу. Природой здесь нам суждено В Европу прорубить окно, Ногою твердой стать при море. Сюда по новым им волнам Все флаги в гости будут к нам, И запируем на просторе. 

появились какие-то новые трихины, существа микроскопические, вселяющиеся в тела людей. Но эти существа были духи, одаренные умом и волей. Люди, принявшие их в себя, становились тотчас же бесноватыми и сумасшедшими. Но никогда, никогда люди не считали себя такими умными и непоколебимыми как эти зараженные. Никогда не считали непоколебимее своих приговоров, своих научных выводов, своих нравственных убеждений и верований. Целые селения, целые города и народы заражались и сумашествовали. Все были в тревоге и не понимали друг друга, всякий думал, что в нем одном и заключается истина. " Преступление и наказание "

Я мог бы провести всю жизнь, гуляя каждый день по новому городу.brbrБилл Брайсон, Путешествия по Европе