Популярные Цитаты про большие глаза

Твой поезд мчит через поля из лжи, И копоть выжигает мне глаза. Возьми же мой билет, держи! Мне больше нет пути назад... Ты не дождешься моих слез, Они сошли на станции любовь Которой даже не было всерьез... Ты просто обманула меня вновь!

Улицы города опустели, провалившись в разрушенную землю, придавленную небом, и нельзя было больше отличать день от ночи. Лица спутников Пилата были бледны, а шлемы — как панцирь улитки на голом черепе с потухшими глазами. Пилат испугался, увидев свои руки: будто пауки обвились они вокруг поводьев.

Каково это — быть актёром? Возможно, больно. Проживать насквозь, невыразимо, невыносимо, многие жизни, расписывать изнанку собственного сердца чужими страстями, трагедиями, взлетать и падать, любить и умирать, и вновь вставать, унимать дрожь в руках, и снова начинать новую жизнь, снова плакать, сжимая в бессилии кулаки и смеяться над собой. Изредка приподнимая край маски, уже не для того, чтобы вспомнить своё собственное лицо, а лишь затем, чтобы сделать глоток свежего воздуха, не пропахшего гримом. Больно... Но в то же время — прекрасно. Обнажать чувства до предела, настоящие, живые чувства, куда более реальные бытовых кухонных переживаний, доводить их до апогея, задыхаясь от восторга бытия, захлёбываясь алчным огнём жадных, жаждущих глаз зрителя. И падая на колени, почти не существуя ни в одном из амплуа, почти крича от разрывающего тебя смерча жизни и смерти, судьбы и забвения, видеть, как с тобою вместе, замерев в унисон, в едином порыве умирает зал.

Только что у тебя всё было: была кожа под пальцами, вкус чужого пота на языке, волосы, в которые можно запутывать пальцы, запах, тяжесть. Другого человека удивительно много, если однажды подпускаешь его близко, он осязаемый, он дышит, он наполняет две трети тебя, даже когда смирно спит в соседней комнате. И руки твои заняты объятием, жизнью, которая тоже тебя обнимает, – это не о чувствах, это о физическом присутствии тел, пульсирующих сердец, прохладных губ. И после всего этого наступает момент, когда нужно опустить руки, для верности убрать их за спину и расстаться, разойтись. И тогда самым поразительным оказывается пустота – у тебе внезапно больше ничего нет в ладонях. Всего, что только вот было, занимало, утяжеляло, наполняло, – от этого нет и следа. Сигналы, которые только что забивали все органы чувств, исчезли из эфира. Сначала кажется, что ты ослеп, оглох и окаменел вообще, как садово-парковый болван.

 И больше нет Ни веры, ни любви, Ни мира, ни войны, Лишь только мы. Лишь солнца свет Хрусталиками глаз Просыплется сквозь нас. 

... Как вам такой пример. Жил-был где-то несчастный человек. И вот однажды он просыпается, открывает глаза, и видит, что все вокруг разом изменилось. Мир стал настолько прекрасным, что слово «утопия» не подходит. Нет больше у человека бед и несчастий, будто за ночь он был перенесен из ада в рай, но не по своей воле. Его привел кто-то неизвестный. Кто это мог быть — не знает ни одна живая душа. И вот: он живет, не зная, кому обязан таким счастьем, не понимая, почему. А теперь вопрос: будет ли счастлив наш бедняга? Должен ли? Сможет ли?Читать далее »

— А давайте мы на вас опыты ставить будем! — Зачем? — Вам всего лишь двадцать семь лет, а вы уже профессор-практик, — открыла я страшную истину, сделав большие глаза. — Непорядок! Нужно исследовать…

Часто, сидя у монастырского очага рядом с учениками и взрослыми монахами, Тин Вин думал, что хорошо бы почувствовать свою принадлежность к их миру. Мечтал стать частью хоть какого-то общества, большого или малого... Однако единственным его ощущением была пустота, и почему это так, Тин не знал. Даже когда другие заговаривали с ним и хлопали по плечу, он оставался равнодушным. Казалось, молочно-белый туман заволок не только глаза, но и чувства.

для тебя я перевёл 155-й сонет Шекспира а ты закрыла глаза на то что их всего 154 для тебя я разучил Лунную сонату а ты закрыла глаза на то что в моём исполнении она удивительным образом напоминает «В траве сидел кузнечик» для тебя я нарисовал Большую Медведицу в небе над танцующим Буэнос-Айресом а ты закрыла глаза на то что в Южном полушарии её не разглядеть для тебя я написал 30 августовских хокку о твоих губах по одному на каждый день месяца а ты закрыла глаза на то что в августе их не 30 а 31 когда мужчина творит для женщины женщина может закрыть глаза на что угодно…

Начиная с того дня, когда он чихнул на площади перед виллой Загрея, и вплоть до нынешнего часа, его тело верой и правдой служило посредником между ним самим и миром. Но в то же время продолжало собственное существование, не зависимое от воплощенного в нем человека. И все эти годы в нем длился медленный, незримый процесс распада. Теперь оно завершало свой путь и было готово расстаться с хозяином, вернув его миру. Дрожь, внезапно сотрясшая Патриса, была лишним подтверждением их давнего и обоюдного согласия, которое даровало им обоим столько радостей. Будь иначе, Мерсо не воспринял бы эту дрожь с чувством отрады. Не хитря и не малодушничая, он добился того, чего хотел: в ясном сознании остался наедине со своим телом и теперь мог заглянуть в лицо смерти широко раскрытыми глазами. Суть в том, чтобы вести себя по-мужски, ведь оба они были настоящими мужчинами.

За окном потемнело, и мама на кухне возится. Я опять со шприцом в теплой ванной на целый день спряталась… Мама в трубку сказала: «Ты что! Наша Лена не колется!!!», А потом, рухнув на пол, в отчаянье громко расплакалась… Я уже не жалею об этих потерянных месяцах, Когда я «задвигАлась по вене» для счастья, для радости. Мне еще при рождении надо бы было повеситься, Ведь теперь нету сил отвязаться от этой вот гадости… … И пожалуйста, мам, не стучи в эту дверь, не открою я! И не лезь больше в душу, она для тебя слишком грязная. Ты была мне родной, а теперь, как и все, посторонняя… Уходи! Я одна свой двухсотый приход буду праздновать… Убери телефон. Ну не стоило папе рассказывать. Он примчится с работы и, я точно знаю, рассердится. Мам, пойми ты меня, я ведь точно не стану завязывать, Потому что теперь мне хотя бы в любовь стало вериться… … Не открою я дверь. Снова боль меня вылечить просится… Мама, пледом укрывшись, рыдать будет вновь до беспамятства. Синяки под глазами.