Длинные Цитаты про урок

Однажды я вела занятие, на котором рассказывала студентам, как работать со смыслом. Это что-то вроде такого вводного урока, который я провожу, чтобы подвести их к мыслям о Деррида. Мы проходим Соссюра и прочие необходимые вещи, а потом я показываю им «Фонтан» Дюшана — писсуар, который был большинством голосов признан самым важным произведением искусства двадцатого века, — и спрашиваю их, искусство это или нет. В последней группе большинство студентов настаивали на том, что писсуар не может быть искусством — двое или трое даже всерьез рассердились и принялись рассуждать о Пикассо и о том, что их дети и те рисуют лучше, чем он, и еще — о недавней инсталляции, завоевавшей приз Тернера, — пустой комнате, в которой то гас, то загорался свет… А я-то думала, что это будет совсем несложное занятие.

Ну, в школе по мне не скучают, — ответила девушка. — Видите ли, они говорят, что я необщительна. Будто бы я плохо схожусь с людьми. Странно. Потому что на самом деле я очень общительна. Все зависит от того, что понимать под общением. По-моему, общаться с людьми — значит болтать вот как мы с вами. — Она подбросила на ладони несколько каштанов, которые нашла под деревом в саду. — Или разговаривать о том, как удивительно устроен мир. Я люблю бывать с людьми. Но собрать их в кучу и не давать никому слова сказать — какое же это общение? Урок по телевизору, урок баскетбола, бейсбола или бега, потом урок истории — что-то переписываем, или урок рисования, что-то перерисовываем, потом опять спорт. Знаете, мы в школе никогда не задаем вопросов. По крайней мере большинство. Сидим и молчим, а нас бомбардируют ответами — трах, трах, трах, — а потом еще сидим часа четыре и смотрим учебный фильм. Где же тут общение?

- Вы только что говорили о моем голосе. Именно с его помощью я рассчитываю выбраться отсюда. Я каждый день беру уроки, и учитель клянется, что обеспечит мне триумфальные выступления на самых больших европейских сценах. Он говорит, что я могу стать певицей века! - с наивной гордостью закончила Марианна. Бофор помотал плечами: - В театре? И это в театре вы надеетесь найти свою свободу и положение, достойное вас? Да будь у вас голос, как у самого архангела Гавриила, я попросил бы не забывать, кто вы есть, - Строго сказал Язон, - Дочь маркиза Д. Ассельна на подмостках! Что это, наконец, безумие или недомыслие? - Ни то, ни другое! - закричала она вне себя. - Я хочу быть свободной! Разве вы не понимаете, что нет больше Марианны д. Ассельна, что она умерла, умерла осенним вечером и это вы ее убили! Что вы теперь говорите о моем имени, о моих родителях?

Сидеть у подножья горы и дышать. Больше ничего не нужно. Научиться дышать — это главная цель, в устремлении которой все клетки моего тела едины. Научить дышать ровно, глубоко и спокойно сейчас. Именно сейчас каждый мой вдох кажется дерзким в своей значимости, в значимости этих секунд, где есть осознанное Я. Погрузить свое Я в окаменелое безмолвие, легкое и грузное одновременно. Мое прошлое прорастает былым, мое будущее тает в дымке, мои старые диалоги устали мотаться лентами, и я с глубокой благодарностью за уроки отпускаю их из просторов своей памяти. Я вдыхаю воздух уже не жадно. Я вспоминаю о том, что во Вселенной всего и всегда достаточно. И это в любое время константа, то постоянное, что так часто засыпается горстями бытовых зарисовок. Сидеть у подножья горы и дышать. Дышать миром, свободой, дышать сердцем, что начинает откликаться на каждую мысль, дышать пространством, и наконец, собой. Да, научиться дышать собой — это то, что исцеляет от фальши.

Ученые, военачальники, мореплаватели, изобретатели, великие шахматисты, великие кулинары наконец, – практически все они были мужчинами. Это — реальность. Феминистки могут как угодно заковыристо объяснять реальность, но им нечего противопоставить реальности. Их возражения похожи на лепетание двоечника о том, почему он не выучил урок. У него всегда масса уважительных причин. Но факт остается фактом: он — не сделал. А кто-то — сделал. И пусть этот кто-то – плохой. Пусть он неправильный. Угнетатель. Насильник. Эксплуататор женского организма, который если бы не эксплуатировал, то женщины уж конечно показали бы всем на свете, как надо америки и юпитеры открывать! Уж они бы и не такое открыли! Они бы не хуже смогли! Они бы такое сотворили, если бы им не мешали эти строители Цивилизации! Но они не сотворили. Все их потуги так и остались в сослагательном наклонении. И даже стульчак унитаза, из-за которого неразумные бабы устраивают истерики, есть не что иное, как подарок мужчины.

Но дело не только в деньгах, Ваше Высокомогущество. Я понял это давным-давно, после моего первого сражения. Наутро после боя я рыскал среди мёртвых, искал, чем поживиться, так сказать. Попался мне один труп – какой-то воин с топором отхватил ему руку по самое плечо. Мертвец был весь в запекшейся крови и облеплен мухами. Может потому его больше никто и не тронул. Но подо всей этой грязью на мертвеце был дублет с бляшками, на вид – прекрасная кожа. Я решил, что он мне подойдет, так что отогнал мух и срезал дублет с трупа. Однако проклятая одежка оказалась тяжелее, чем ей положено быть. Под подкладку оказались зашиты монеты – целое состояние. Золото, Ваша Милость, славное жёлтое золото. Этих денег любому бы хватило, чтобы до конца своих дней жить, как лорд. Но что хорошего они принесли этому парню? Он со всеми своими деньгами лежал в крови и грязи и без своей грёбаной руки. Вот это и был урок мне, понимаете?

О госпадах.Власть сменили, а с ней и названье станыВновь Россией мы Русь называем.Обращенье «товорищ» уходит в архив«Господами» мы всех величием.Но звучат в этом слове какой-то порог.А в приемной помладше начальстваПреподать могут нам невниманья урок,А порой откровенного хамства.Господин президент-это можно понятьИ звучит оно так, как и должно.Но, позвольте, а как же путану назвать?«Госпожой проституткой? О, Боже!»Ведь в России господ называли тогда,Когда связано было с господством.Неужели теперь вышли все в господа;Или тешим себя превосходством?По одежде теперь не узнать никого.Ведь бездарность порой процветает.Виден лишь интеллект. Отличите егоВы за тысячу верст. Так бывает.Не в одежде, как видимо он заключен,Не в сигарах, усах и бородке,А в манерах и речи, поступках, притом,Совершаемых ясно и четко.Так не грех господином такого назватьС ним вращаясь становишься чище.Он способен негласно вас так воспитатьИ культуру поднять вашу выше.Это так.

— Знаешь, кто больше всех страдает от одиночества? Это — человек, сделавший успешную служебную карьеру, получающий огромное жалованье, пользующийся доверием у начальников, и подчиненных, имеющий семью, с которой проводит отпуск, детей, которым помогает готовить уроки, а в один прекрасный день перед ним появляется кто-то вроде меня и задает ему вопрос: «Хотел бы ты поменять службу и зарабатывать вдвое больше? » И тогда человек, у которого есть всё, чтобы быть любимым и счастливым, становится несчастнейшим существом. Почему? Потому что ему не с кем поговорить. Он раздумывает над моим предложением и не может обсудить его с сослуживцами, потому что они начнут отговаривать его и убеждать остаться на прежнем месте. Он не может поделиться мыслями с женой, которая была свидетельницей его многолетнего восхождения, понимает, что такое стабильность, но не понимает, что такое риск. Он ни с кем не может поговорить, а ведь ему предстоит радикально изменить свою жизнь.

У вас когда-нибудь было чувство того, что всё в Америке окончательно встало с ног на голову? Знакомо вам это чувство? Вся страна всего в дюйме от слов «Ну всё, проехали». Только подумайте, всё вокруг в грязи: окружающая среда, правительство, школы — называйте сами. Кстати, о школах. Проходил я как-то по священным залам и спрашивал себя: «Есть ли жизнь после школы?»... потому что я видеть не могу завтрашний день, не говоря уже про целый год этого дерьма. Ну, вы меня понимаете... Это снова я, почти не имеющий отношения ко всем вам там, в мире мелкомозглого среднего класса, ко всем милым людям, живущим посреди Америки Прекрасной. Посмотрим мы на 92 FM... Похоже, пока что это свободная волна, никто другой пока её не занял, и цена в самый раз... И, конечно, вы угадали: сегодня я озабочен, как десятипоршневый филин, так что устраиваетесь у приемников, потому что это Крутой Гарри напоминает вам: ешьте кашу вилкой и учите уроки в темноте.

Развлекался я всюду, где можно, Уж навидался всего. Баб перепробовал кучу, Но четверо были — во! Сперва — вдова-полукровка. Туземка из Прома — потом, А после — жена джемадара И девчонка в Мируте родном. Теперь с меня хватит женщин; Я-то знаю, с чем их жуют: Не попробовав, не раскусишь, А попробуешь — проведут. Часто думаешь: чёрт ли поймет их! Часто чувствуешь: понял, небось! Но если прошел ты и чёрных и жёлтых, То белых видишь насквозь. Да, уж я-то побаловал славно И вот чего стало со мной. Чем больше баб перепробуешь, Тем меньше ты льнешь к одной. Так я и сгубил свою душу: Что теперь жалеть да вздыхать? Жизнь моя — вам урок (хоть он, чай, и не впрок): Научитесь баб понимать! У жены полковника что на уме? Чёрт знает, ни то, ни сё! А спросите бабу сержанта - Она вам выложит всё. Но, как ни крути, коль доходит до нас, Мужики-то каждой нужны: Хоть полковничья леди, хоть Джуди О'Трэди - Под юбками все равны.

У меня иммунитет к мелким неприятностям. Его привил мне мой отец, — продолжал Джерри. — Я прибегал к нему и жаловался на свои страшные несчастья: палец порезал, рисунок испортил, фломастер сломал, головоломка не складывается — мало ли у ребенка трагедий в жизни. Он сажал меня к себе поближе и совершенно серьезно говорил: «Я желаю тебе, чтобы все твои несчастья в жизни были такими». И я научился понимать, что все эти мелочи — сущая ерунда и слава богам, что мои несчастья всего лишь такие. Это был важный урок. Второй урок он продемонстрировал, когда я уже подрос и фатально сломал любую игрушку-робота. Заменить его было нельзя, ведь я долго его обучал всяким штукам, и новый робот будет снова дурак. Я был безутешен. Отец сказал мне: «Научись не зацикливаться на безвозвратно утраченном, а попробуй сосредоточиться на том, что у тебя осталось. И еще — всегда пробуй обернуть поражение победой».

На уроках биологии мы обсуждали определение жизни: чтобы ту или иную сущность отнести к живым существам, она должна есть, дышать, давать потомство и расти. Собаки отвечают этому определению, а камни — нет. Деревья отвечают, а пластмасса — нет. По этому определению огонь — бесконечно живое существо. Он поедает все: от дерева до плоти, выделяя отходы в виде пепла, он вдыхает воздух, как человек, забирает из него кислород, а производит угарный газ. Огонь растет, рождая новые огни, которые распространяются, производя свои собственные. Огонь пьет бензин, а выделяет золу, он сражается за территорию, любит и ненавидит. Иногда, глядя на людей, погруженных в свои ежедневные заботы, я думаю, что огонь живее нас — умнее, жарче, увереннее в себе и в том, что ему нужно. Огонь не успокаивается, не идет на компромиссы и не проходит мимо. Он действует. Огонь существует.