Длинные Цитаты про стулья

До чего полезны бедняки! — несколько неожиданно заявил Мак-Шонесси, задрав ноги на каминную полку и откинувшись на стуле под таким опасным углом, что мы все уставились на него с живым интересом. — Мне кажется, что мы, жалкие писаки, даже не представляем себе до конца, сколь многим мы обязаны людям, не имеющим средств к существованию. Что было бы с нашими ангелоподобными героинями и благородными героями, если бы не бедняки? Мы желаем показать, что любезная нам девушка так же добра, как красива. Что же мы делаем? Мы вешаем ей на руку корзину с цыплятами и бутылками вина, надеваем ей на голову прелестную маленькую шляпку и посылаем ее обходить неимущих. А каким способом доказать, что наш герой, который кажется всем отъявленным бездельником, на самом деле является благородным молодым человеком? Это возможно, если объяснить, что он хорошо относится к беднякам. В реальной жизни они так же полезны, как и в литературе.

Все мы в конечном счете одиноки. И это основополагающее чувство одиночества — вовсе не то, что мы вольны выбирать. По словам поэта Рильке, это «не то, что мы вольны принять или отринуть. Мы отшельники. Мы можем пребывать в иллюзии и вести себя так, будто это неправда. Не более. Но гораздо лучше признать, что мы такие, даже просто допустить эту мысль. Разумеется, такой момент принятия дезориентирует». Разумеется. Как же нам ненавистна сама мысль о том, что мы одиноки. Как же мы избегаем одиночества. Оно подразумевает отторжение и непопулярность. В нашем мире мысль об отсутствии успеха у кавалеров все еще приводит в панику. Мы боимся остаться покинутыми, сидя на стуле в сторонке и в гордом одиночестве, когда девушки, пользующиеся популярностью, уже разобраны и кружатся в танце со своими разгоряченными партнерами. Мы настолько боимся остаться одни, что просто никогда не позволим этому случиться.

 Я давно оставил на полях сражений все свое здоровье, все свои нервы, чувства и мечты. Вон они, посмотри, лежат между стульев и столиков, на пустых тарелках и в перевернутых бокалах. Да и сами поля сражений уже заросли травой. Сколько их ушло за это время? Джаз кафе, Циркус, Джусто, не выдержал даже старик Цеппелин. Это Наполеону потребовалось четыре года, чтобы пройти путь от Маренго, через Пирамиды и Москву к Ватерлоо. Здесь людям хватит и года за глаза, никаких вышеперечисленных мест не нужно посещать, хватит и одной Москвы, все зависит от того, хороший ли у тебя дилер. Ты не чувствуешь? Я же лузер. Конченый ???к с позами провинциального актеришки. Я шут гороховый, готовый стебаться над всеми, в том числе над собой. Я с детства быстро устаю от игрушек, мне тут же что нибудь новенькое подавай. Я и жизнь свою проматываю этой ежедневной погоней за развлечениями. Я же бегу сам от себя, мне самому с собой скучно, тошно и мерзко.

Случалось, в такой вот вечер, какие ему теперь вспоминаются, она вернется без сил с работы (она ходила по домам убирать) и не застанет ни души. Старуха ушла за покупками, дети еще в школе. Тогда она опустится на стул и смутным взглядом растерянно уставится на трещину в полу. Вокруг нее сгущается ночь, и во тьме немота ее полна безысходного уныния. В такие минуты, случись мальчику войти, он едва различит угловатый силуэт, худые, костлявые плечи и застынет на месте: ему страшно. Он уже начинает многое чувствовать. Он только-только начал сознавать, что существует. Но ему трудно плакать перед лицом этой немоты бессловесного животного. Он жалеет мать — значит ли это любить? Она никогда его не ласкала, она этого не умеет. И вот долгие минуты он стоит и смотрит на нее. Он чувствует себя посторонним и оттого понимает её муку. Она его не слышит: она туга на ухо. Сейчас вернётся старуха, и жизнь пойдёт своим чередом: будет круг света от керосиновой лампы, клеенка на столе, крики, брань.

В суде в маленьком городке на юге США прокурор вызывает своегопервого свидетеля - старенькую бабушку - и начинает допрос:- Миссис Джонс, вы меня знаете?- Ну конечно я знаю вас, мистер Вильямс. Я знала вас еще маленькиммальчиком и, честно говоря, вы меня весьма разочаровываете. Вы лжете,изменяете своей жене, манипулируете людьми и говорите гадости за ихспинами. Вы думаете, что большой человек, потому что у вас не хватаетмозгов, чтобы понять, что вы - всего лишь мелкий бюрократ.Прокурор в шоке. Не зная, что делать дальше, он указывает в другой конецкомнаты и спрашивает:- Миссис Джонс, знаете ли вы адвоката?- Ну конечно я знаю. Я знаю мистера Брэдли тоже с его младых ногтей. Онленивый, нетерпимый и у него проблемы с алкоголем. Он не может построитьнормальные отношения ни с кем, а его адвокатская контора - одна изхудших в нашем штате. Не говоря уже о том, что он изменял своей жене стремя разными женщинами. Кстати, одна из них - ваша жена.

А ведь когда-то говорил: «Мамуля, клянусь, Как стукнет двадцать пять, то обязательно женюсь, И перестану лазать по сомнительным халупам, Да это возраст всё, ты ж знаешь, что я пацан не глупый». Куда ведёт истома? Опять два дня не дома. Ты лазаешь в вещах, ища телефоны знакомых. «Да ни какой я не беспутный сын» — так, нахлынуло, А утром шмотки на полу, пропитанные дымом. Анины серьги на стуле, Олины туфли в прихожей. И как объяснить, что во всех них хорошего? Проще убежать, забыться, не слушать, Не видеть слёз, запутаться в чужих душах. Нам нужно больше общаться, не только по запискам. Но время не плодоносит, а оставляется огрызки. «Пожалуйста, прости, перебешусь, не потеряв лица, Только, прошу, не говори, что я пошёл в отца». Двери открытые настежь, тишина в квартире Какого чёрта лампочку в подъезде разбили? На полу кухни она, а на столе остывший ужин, И второй ключ от квартиры уже больше не нужен...

Разум по природе своей отличается женственностью: он никогда не творит, а всегда лишь воспринимает; деятельность его направлена к полезным целям — то в области гражданской жизни, то в сфере науки и философии и даже поэзии. Гуманность по этому относится собственно в сфере разума. Но в этой сфере не может возникнуть ничего гениального, ибо гений есть сила объективного созерцания, не свойственного вовсе большинству людей. Оно является у них только случайно, и даже обыкновенный человек способен, например, написать сносные стихи. Но, явившись, оно скоро исчезает, ибо обыкновенный человек ищет во всем для себя опору в отвлеченном понятии, как уставший ищет стула, чтобы сесть. Это объясняется тем, что мир интересует большинство людей только как объект хотения, для удовлетворения которого достаточно одних понятий. Вот почему толпу так мало интересуют произведения искусства и красота природы.

 – Почему она уехала? – Потому что я не держал ее, и она это чувствовала. Мы вообще были дружками и были абсолютно друг от друга свободны. Просто жили вместе, зная, что каждый может уйти когда вздумается… Бывало, она возвращалась под утро, или я уходил и пропадал по три дня… Так у нас было заведено, и никому в голову не могло прийти требовать отчета – где и с кем другой проводит время… – Вы любили ее?… – Не знаю… тут другое… как это объяснить… Это вот точно так, как ты знаешь, что на верхней полке книжного шкафа нужно вытереть пыль. Ее надо вытереть, и ты это знаешь, но есть ведь дела и поважнее. Проходит день за днем, тебя уже раздражает то, что надо вытереть пыль. И вот ты наконец ставишь стул, берешь тряпку, влезаешь на стул, чтобы вытереть пыль… И вдруг обнаруживаешь цветок в горшке, о котором совсем забыл, забыл его поливать, а он взял и умер… Понимаете? 

Сохнут и зудят глаза? Это может случиться с каждым. Не рискуйте. Позвоните нам прямо сейчас и закажите Глазной Супербластер — специальное портативное устройство, обдающее глаза струей горячего пара и быстро снимающее неприятный симптомы. Вы просто нажимаете на кнопку и через 45 минут пар нужной температуры и давления готов. В течение 30-40 минут вы обдаете глаза струей раскаленного пара, затем сразу погружаете голову на 15 минут в ледяную воду, потом — повторяете обработку паром. Повторите процедуру семь раз и отдохните. Не используйте Глазной Супербластер чаще 15 раз в течение 24 часов. Дети младше пяти лет должны пользоваться Глазным Супербластером только под наблюдением взрослых. Домашних животных перед процедурой привязывайте к стулу. Глазной Супербластер безопасен для пожилых людей. Одобрен врачом, но не глазным. Звоните прямо сейчас.

– Видишь ли, плотницкое дело лишь иллюзия совершенства, но мы можем приблизиться к нему. Говорят, что Бог живёт в деталях. – Правда? – Но если он не живёт в деталях, то где же ему ещё жить? – Я не знаю. – Видишь ли, некачественное творение — это грех. Люди недооценивают качество работы. Но ты, ты внимательный к деталям. Ты осмысливаешь их, так? – Думаю, да. – Видишь стул? Кто-то сделал этот стул и не один человек. Несколько людей помогали. Помни об этом. Настоящих людей. Когда будешь идти по мосту, подумай, что понадобилось, чтобы построить его. – Хорошо. – Ты думал когда-нибудь о людях, которые сшили твои штаны? – Нет. – Значит, подумай… Кайл, конечно, не плох во всяких мелочах, но уверен, что он никогда не задумывался о вещах вокруг. Ему не наплевать, просто не хватает воображения.

— Как-то прихожу к Сталину, у него в кабинете верхом на стуле сидит Каганович — лысина багровая. Сталин ходит вокруг него: — Ты что мне принес? Что это за список? Почему одни евреи? Оказывается, Каганович принес на утверждение список руководства своего наркомата. — Когда я был молодым, неопытным наркомом,— сказал Сталин,— я принес Ленину просьбу одного наркома, еврея по национальности, назначить к нему зама, тоже еврея. «Товарищ Сталин! — сказал мне Владимир Ильич.— Запомните раз и навсегда и зарубите себе на носу на всю свою жизнь: если начальник еврей, то зам непременно должен быть русским, батенька, и наоборот! Иначе они за собой целый хвост потянут!» Резким движением трубки Сталин отодвинул лежащий на столе список: —Против Ленина не пойдем!

Великие события всегда начинаются буднично. У кого-то засветилась фотопленка, чтобы через полвека была создана атомная бомба. Кого-то высекли за неуспеваемость и посадили за уроки на жестком стуле — и он изобретает водяные матрасы. Мир состоит из сплетения причин и следствий, и кое-кто утверждает, что это — гармония. Ничто, уверяют они, не случайно, и судьбы наши предрешены. Впрочем, их остается все меньше, таких людей, главным образом из-за их манеры переходить улицу, полагаясь на судьбу больше, чем на сигналы светофора. Представители же философской школы, основанной на так называемой теории хаоса, напротив, выживают и множатся, ибо они стараются вовсе не переходить улицу.