Длинные Цитаты про пустоту

Вместо зрачков у нее была бездна, и он не понял, видит она его или нет. Все-таки он поднял ее на руки и понес, прижимая к истекающему кровью сердцу, которое плакало из-за недолговечности и несовершенства жизни, как будто умирало и возрождалось оттого, что пока еще она рядом с ним, и он тяжело дышал, и в голове у него все было темно, и он все время целовал ее шею со шрамом и боялся уронить ее, потому что ноги плохо его держали!.. Они упали на диван, и он получил ее в свое полное распоряжение, а она получила его, и он забыл о недолговечности жизни, о скоротечности времени и еще о том, что трусость – худший из человеческих пороков. Она закрыла глаза, и бездна закрылась тоже. Они остались тем, кем и были, – мужчиной и женщиной, впервые узнавшими друг друга и то самое главное, для чего предназначалась вся канитель с Адамом и Евой! Для того чтобы получился огонь, нужно, чтобы молния ударила в землю, чтобы камень ударил о камень. Огонь не бывает сам по себе, он не берется ниоткуда!..

– Хорошо. Ясно ли вам, что страдание и есть та материя, из которой создан мир? – Почему? – Это можно объяснить только на примере. – Ну давай на примере. – Вы знаете историю про барона Мюнхгаузена, который поднял себя за волосы из болота? – Знаю, – сказал шофер. – В кино даже видел. – Реальность этого мира имеет под собой похожие основания. Только надо представить себе, что Мюнхгаузен висит в полной пустоте, изо всех сил сжимая себя за яйца, и кричит от невыносимой боли. С одной стороны, его вроде бы жалко. С другой стороны, пикантность его положения в том, что стоит ему отпустить свои яйца, и он сразу же исчезнет, ибо по своей природе он есть просто сосуд боли с седой косичкой, и если исчезнет боль, исчезнет он сам. ...–И что же твой Мюнхгаузен, боится отпустить свои яйца? – Я же говорю, тогда он исчезнет. – Так, может, лучше ему исчезнуть? На фиг нужна такая жизнь? – Верное замечание. Именно поэтому и существует общественный договор. – Общественный договор?

Все мы в конечном счете одиноки. И это основополагающее чувство одиночества — вовсе не то, что мы вольны выбирать. По словам поэта Рильке, это «не то, что мы вольны принять или отринуть. Мы отшельники. Мы можем пребывать в иллюзии и вести себя так, будто это неправда. Не более. Но гораздо лучше признать, что мы такие, даже просто допустить эту мысль. Разумеется, такой момент принятия дезориентирует». Разумеется. Как же нам ненавистна сама мысль о том, что мы одиноки. Как же мы избегаем одиночества. Оно подразумевает отторжение и непопулярность. В нашем мире мысль об отсутствии успеха у кавалеров все еще приводит в панику. Мы боимся остаться покинутыми, сидя на стуле в сторонке и в гордом одиночестве, когда девушки, пользующиеся популярностью, уже разобраны и кружатся в танце со своими разгоряченными партнерами. Мы настолько боимся остаться одни, что просто никогда не позволим этому случиться.

Капитал... избегает шума и брани и отличается боязливой натурой. Это правда, но это ещё не вся правда. Капитал боится отсутствия прибыли или слишком маленькой прибыли, как природа боится пустоты. Но раз имеется в наличии достаточная прибыль, капитал становится смелым. Обеспечьте 10 %, и капитал согласен на всякое применение, при 20 % он становится оживлённым, при 50 % положительно готов сломать себе голову, при 100 % он попирает все человеческие законы, при 300 % нет такого преступления, на которое он не рискнул бы, хотя бы под страхом виселицы. Если шум и брань приносят прибыль, капитал станет способствовать тому и другому. Доказательство: контрабанда и торговля рабами. Capital is said … to fly turbulence and strife, and to be timid, which is very true; but this is very incompletely stating the question. Capital eschews no profit, or very small profit, just as Nature was formerly said to abhor a vacuum. With adequate profit, capital is very bold. A certain 10 per cent.

Шуршащими аллеями, по золотым струнам солнечных лучей, искрясь и потрескивая электрическими цепями, уплывали в загадочные просторы вселенной бойкие трамвайчики моих мыслей. Осенний парк был полон воздуха, прозрачного до звона, как городские витрины, и, с каждым шагом все глубже наполняясь прохладной свежестью последних минут угасающего дня, я острее ощущал свободу от созерцания человеческих лиц, ярких детских курток и блекло-розовых языков оторопевших такс – пустынно, светло, журчаще. Я бродил по губчатым лентам асфальтированных дорожек, зябко курил, терял зонты. Алыми бабочками летела под ноги кленовая мишура, насвистывая вальсы, а деревья, гордые и величественные, все шептались, шептались, небрежно потряхивая нередеющими шевелюрами. Солнце медленно таяло; вспыхивали глянцем жёлтые липы. С каждой секундой, с каждым ударом сердца необратимо утекало сквозь пальцы бесценное, неумолимое время.

Только что у тебя всё было: была кожа под пальцами, вкус чужого пота на языке, волосы, в которые можно запутывать пальцы, запах, тяжесть. Другого человека удивительно много, если однажды подпускаешь его близко, он осязаемый, он дышит, он наполняет две трети тебя, даже когда смирно спит в соседней комнате. И руки твои заняты объятием, жизнью, которая тоже тебя обнимает, – это не о чувствах, это о физическом присутствии тел, пульсирующих сердец, прохладных губ. И после всего этого наступает момент, когда нужно опустить руки, для верности убрать их за спину и расстаться, разойтись. И тогда самым поразительным оказывается пустота – у тебе внезапно больше ничего нет в ладонях. Всего, что только вот было, занимало, утяжеляло, наполняло, – от этого нет и следа. Сигналы, которые только что забивали все органы чувств, исчезли из эфира. Сначала кажется, что ты ослеп, оглох и окаменел вообще, как садово-парковый болван.

я никогда не думал, что с нами такое случится, я думаю только о тебе и о всех мечтах которые у меня были и которые теперь не осуществлятся, потому что я был таким кретином.

Глубины глаз равны глубинам душ.

 Именно здесь, в Неаполе, в тиши своей виллы, Тит Петроний Арбитр, важный вельможа и великий поэт, опороченный, приказал своему врачу вскрыть ему вены. Окруженный наложницами и греческими рабами, скользившими языком по его деснам, гладившими его кудри, разглаженные банным паром, он видел, как гаснут их взгляды за пеленой, потому что его собственный взгляд угасал, как светильник. Он слышал, как их голоса доносятся с другой планеты, ибо сам он уже покидал землю. В их объятиях у него, несомненно, было время познать меру своего одиночества. Простертый под сладостью их улыбок, он чувствовал, как руки наложниц смыкаются на его члене, уже недвижном, и единственная сила, исходившая из него, собралась в алом коралле, расцветавшим под его запястьем в серебряной лохани.

Песня про место (не придумал название, короче)Не идут сюда казаки, не несутся облака.И зима войти боится, только чёрная тоска.Ни весна, ни даже осень не идут сюда никак.Ни собаки, ни коты, ни обкуренные рты.В этом месте я.В этом месте только я.В этом месте я.В этом месте только я.Пересох тут океан, даже небо потускнело.Не горит здесь мой июль, не шалит капель.Здесь даже пустоте бывает не уютно,Здесь только я один. Только я и мои мысли.В этом месте я.В этом месте только я.В этом месте я.В этом месте только я.Ох, притихли соловьи и умолк мой CD-плеер.Треки кончились. Зарядку я забыл где-то во тьме.Разгулалася тоска. Что ж, запевай за упокой!За упокой моих грехов, чтобы больше не пришли.В этом месте я.В этом месте только я.В этом месте я.В этом месте только я.Не несут ко мне цветы красны девицы мои.Позабыла меня даже моя новая любовь.В этом месте тишина, в этом месте только яИ звоном грома отдаётся любой мой нечайный вздох.Только я.

ККЦЦех «конвертерных откровений»И «откровенных конвертеров»Тут не может быть разных мнений –Самый чудный он! Нет больше слов…Он ведь душ открывает двериНе чужих уж друг другу людей.Можешь верить, а можешь не верить:Вот такой он – герой… и злодей.Он герой – потому что он болиТвоей выйти возможность дает,Той, подобна которая – солиСловно рану, но нет – душу жжет!!!Безнадега сменилась надеждой:«С болью этой – теперь не одна!»И теперь все не будет как прежде…Хватит сил оттолкнуться от дна?!Чтоб душа «полной грудью» вздохнулаИ «в потемках» забрезжил вновь светА судьба в сердце вновь всколыхнулаЧувства, которых, казалось, уж нет.Чувств, которые крылья дарили,Море нежности, счастья, мечты,От которых как будто парилиВы вдвоем посреди «пустоты»…Чувств, которые сердце и душуРазрывали в моменты разлуки!«Чувств! Что слез на глазах я не трушу…» Только как пережить эти муки?..А злодей – потому что сквозь мукиТой любви, и тоски той твоейВновь провел он.

18На расстоянии отсутствия души,На перевале вечности из боли.Построен мир холодной пустоты,Мир без движений, красок, силы воли.В том мире вечно, холод и зима,Из льда сомнений, выстроены стены.Стоят на страже мрак, и немота,И колдовством, поддерживают двери.Войти всяк может, в мир пустых надежд,В мир постоянства, мрачных сновидений.В мир без тепла, без ласки... в мир- запрет:-На радость, счастье, и смешных видений.Там всё вокруг, сплошные глыбы льда,Из льда деревья, звери ледяные.И статуи, молчащие всегда,В беззвучии, просящие о мире.Там воздух чернота, смолящаяся плоть,Там призраки, останки разных судеб.И если попадёт, душа за грань ворот,Останется, и вечно в мраке будет.Нет видимых дорог, в мир этой пустоты,Нет точного её расположения.Но лишь приходит ночь, и следом входят сны,Одни из них ведут, к вратам её забвения.Кто мимо проходил, кто просто не дошёл,Во снах почти всегда, мы где-то рядом.Но мрачный мир живёт,и пустота вся в нём,И души забирает алчным взглядом...