Популярные Цитаты про право

Я ни с кем не заигрываю и ни от кого не прячусь. Я такой, какой есть. Вы имеете полное право принять меня или отвергнуть. Вопреки тому, что обо мне пишут, я очень чувствителен и эмоционален. Я имею на это право. Разве я иначе смог бы стать актером, большим актером? Я больше других ощущаю счастье и страдание.

Один из вас король ночей. Он правит тьмой, неся лишь смерть. Второй парит на небесах, пылая яростью очей. Стихии тьмы подвластны вам; несёт симфонию небесам один вампир, один дракон, но ноты все не знает он. Есть третий — тот, кто в темноте пылает яростней огней; он сомневается во Тьме, но даже он не знает дней. Царит он там, откуда жизнь распространилась по земле, и только он способен дать симфонии Тьмы мелодию дня. Пока вы врозь — симфонии нет, как нет единства под луной. Объединившись, три царя услышат пение одной. Вы знаете имя для неё; она дала вам жизнь и власть. Вложила холод в одного, второму подарила страсть. Избрала третьему судьбу, достойную воспетой быть, но мудрость Змей постигнет сам — и сможет двух освободить. В тот миг, когда увидит Тьма, что дети научились жить — она вернёт вам знание дня, и вы научитесь любить. Владетель ночи в смерть уйдёт, она ему жена и дочь, и никогда не сможет он свои инстинкты превозмочь.

Давайте рассуждать так. Очень сложно представить, что Адольф Гитлер и мать Тереза попадут в одно и то же место. Приятнее верить, что существует некая справедливость. Мое определение Бога – это попытка повернуться лицом к физике, математике и химии, которые мы уже немного понимаем. Это мой Бог. Что-то должно было что-то создать. Я лежу ночью в постели без сна и тревожусь. Думаю о том, как бы уйти куда-нибудь навсегда, улететь с облаками, арфами, ангелами, крыльями. У Святого Питера есть секрет, и Святой Питер однажды спросил Бога. А у него не было права спрашивать Бога, но Господь ему позволил. Бог сказал: «Хорошо, что у тебя за вопрос?». Если ты такой милосердный… если ты всезнающ, и ты создал всех своих детей, которых, как ты знаешь, несет прямо в Ад – зачем ты, Боже, вообще их создал? И ответ был: «Потому что Ад не вечен». Никто не попадает в Ад навечно. Это как комната ожидания – место, где нет Бога.

Если любишь, то уже несвободен. Однако совсем не одно и то же — любить кого-то, кто считает, что имеет на вас права, или того, кто не чувствует за собой никаких прав.

Мира не достичь, истребляя тех, кто наперекор власти всего лишь рвется к свободе и отстаивает свои права.

  — В конце улицы мы свернем налево. Да, поворачивайте. Поворачивайте! Остановите здесь! Остановитесь! Вы что, совсем тупой?! За 10 лет впервые вижу такого балду. Вы не можете отличить право от лево? — Надо раньше говорить… — Неужели? Вам присылать факс, когда сворачивать налево? Лево — это лево, черт возьми! Чего проще — повернуть руль и нажать на педаль! — Это ваше дело. — А какое ваше? Где держат таких остолопов, как вы? Работаете в цирке, зоопарке? — И там, и там. *показывает удостоверение полиции* — Раньше бы сказали, месье… — Надо было присылать факс? 

Находиться здесь одному, дружище, – это неприлично, а право быть неприличным я зарезервировал за собой. Давай выпьем.

Имеет ли право людоед говорить от имени съеденных им?

Суть политики состоит не в том, чтобы быть правым, а в том, чтобы сохранить правоту.

Вера – первое, в чем я начал сомневаться. Потому что начал сомневаться в божественной справедливости. Еще в детском саду я задумался: а что, на небе со мной все будет так же, как с протестантами, как с католиками? Меня вообще всегда интересовала возможность несправедливости. Ко мне-то все были очень расположены, я с детства нравился людям, был, что называется, прелестным ребенком. Другие нравились меньше, и я замечал это. И по вечерам изводил маму вопросами, главный из которых был, конечно, «почему?». А она мне говорила: то, что ты нравишься людям, – дополнительные возможности и дополнительная ответственность. И только. Но во мне поселилось чувство вины, что смешно, из-за несправедливого мироустройства. А потом религия и вовсе перестала устраивать меня – из-за догмы, предписывающей, что можно, а что нельзя. А это опасно – любое предписание. Жизнь состоит из различий, все имеет право на жизнь.

Грубость брака приводит к непоправимым положениям, он уничтожает волю, исключает выбор, устанавливает, подобно грамматике, свой собственный синтаксис отношений, заменяет вдохновение орфографией, превращает любовь в диктант, лишает ее всякой таинственности, низводит с облаков образ женщины, одевая ее в ночную сорочку, умаляет тех, кто предъявляет свои права и тех, кто им подчиняется: наклоняя одну чашу весов, уничтожает очаровательное равновесие, существующее между полом сильным и полом могущественным, между силой и красотой, мужа делает господином, а жену служанкой, тогда как вне брака существуют только рабы и царицы.