Лучшие Цитаты про лета

Им казалось, что если все это кончится - то оставит на них какой-нибудь страшный след: западут глазницы, осипнет голос, деформируется скелет, им обоим в минуту станет по сорок лет. Если кто-то и выживает после такого - то он заика и инвалид. Но меняется только взгляд, ни малейших иных примет. Даже хочется, чтоб болело но не болит.

 Мы перехитрили время. Пока занимаемся любовью — живем. Пока живем — занимаемся любовью. Пока любим — живем. Если любим — живем. Кто не любит, тот не живет. Так банально и так чисто. В самом грязном месте на земле, среди крови и пыли, мы нашли простую и чистую истину. Мы загнали друг друга в рамки, когда между любовью и жизнью стало возможным поставить знак равенства. Это вершина. То, о чем мечтает каждый, когда тебе двадцать пять лет, у тебя было пятьдесят любовников или любовниц, а любовь толком не приходила. Настоящей, чтобы до смерти, не было вообще. А вот теперь есть. На, бери! 

Едет молодой парень лет так 25 в автобусе и мирно читает газету. Вдруг на остановке входит бабушка. Паренёк вскакивает и уступает место старушке. Она посмотрела на него и наконец спросила: - Молодой человек, а вы случайно не из Санкт-Петербурга? - Да, а откуда вы узнали? - А вы мне место уступили. - Скажите, бабушка, а вы не из Москвы часом? - Да, а как ты, милый, догадался? - А вы мне даже спасибо не сказали.

Я спросила у кукушки, Сколько лет я проживу... Сосен дрогнули верхушки, Желтый луч упал в траву. Но ни звука в чаще свежей, Я иду домой, И прохладный ветер нежит Лоб горячий мой.

В объективность я не верю. Объективным в информации может быть только Господь Бог, который знает всю предысторию событий и все факты. Журналист может быть только беспристрастным. Тридцать лет моей жизни в информации и пятнадцать лет жизни вне России убедили меня, что свободных независимых СМИ нигде нет и не будет. Есть свободные и независимые журналисты. Честь и хвала тем руководителям СМИ, которые дают им возможность высказывать свою точку зрения.

 Кокс: Я тут подумал, странно, мы так близки, но если кто-то спрашивает нас, женаты ли мы, мы оба дружно отвечаем — нет. Джордан: Вообще-то я говорю, что мы были женаты 5 лет, потом развелись, а теперь снова живем вместе, у нас ребенок, так что у нас давние отношения. Кокс: Да, я тоже так говорю… Или говорю просто нет. 

 Люди всегда говорят обо мне как об Анжелике, хотя я сыграла полсотни разных женщин. Я много лет пыталась забыть о ней, но сейчас она кажется мне маленькой сестренкой, которая всегда готова поддержать меня. Я научилась жить с ней рядом. 

Сколько раз за последнее десятилетие менялся фасон женских шляп? А серпантин тысячу лет остаётся серпантином.

А неподалеку отсюда жил композитор Козловский, тот, что подобрал раненого аиста в своем саду и вылечил его. Тот больше не мог летать, но целыми днями много лет разгуливал по двору и саду… А когда композитор умер, аист, как траурный часовой, три дня простоял в изголовье гроба, на одной ноге…

Династия Грозного исчезла, и Борис Годунов оказался ее ближайшим родственником. Законность его избрания на царство не подлежит никакому сомнению, как и его выдающиеся государственные способности. С Борисом Годуновым все, в сущности, было в порядке, кроме одного: тени Царевича Дмитрия. И московская олигархия во главе с князем Василием Шуйским нащупала самый слабый, — единственный слабый пункт царствования Годунова: она создала легенду о Борисе Годунове, как об убийце законного наследника престола. И тень Царевича Дмитрия стала бродить по стране. Кто в Византии стал бы волноваться о судьбе ребенка, убитого двадцать лет тому назад? Там сила создавала право, и сила смывала грех. На Руси право создавало силу, и грех оставался грехом.

Взять бы все свои чувства, да разбросать по предложениям, письмам, книгам, чемоданам, городам. Дать название карте. И тебе пару лет на всякие там «созреть». А затем бегай за всем этим... Собирай.

 Жизнь такая редкая удача, а смерть так легкодостижима. Кто же это придумал — проводить с таким трудом доставшуюся жизнь в ожидании столь легко приходящей смерти? Насиловать свои чувства и природу, чтобы заманить славу? Это для нас хуже смерти! Желая исчерпать до дна все наслаждения своей единственной жизни, испытать все радости этих лет, тревожимся лишь о том, чтобы переполненный желудок не помешал вволю пить; чтобы утрата силы не помешала вволю предаваться плотским удовольствиям. Не печалит нас ни дурная слава, ни опасность для жизни.