По всей видимости, в искусстве мы начинаем хоть что-то понимать, когда испытываем нечто такое, что хотелось бы обозначить словом «одиночество». Словом этим слишком часто злоупотребляли. Но, тем не менее, что же такое «быть одному»? Когда мы одни? Постановка подобного вопроса не должна заманивать нас лишь в сферу патетических суждений. Одиночество мирское — это, само собою, рана, но тут не место распространяться о подобных вещах. Мы также не имеем этим в виду и уединённость художника, которая ему, дескать, необходима, чтобы заниматься своим искусством. Когда Рильке пишет графине Зольмс-Лаубах: «Вот уж несколько недель, за исключением двух коротких перерывов, как я не произнёс ни единого слова. Моё одиночество, наконец-то, замкнулось, и я весь в работе, как косточка в плоде» — одиночество, о котором он говорит, по своей сути не уединённость: оно — сосредоточение.

Автор
Морис Бланшо
+1
0
-1